Михаил Енотов - Обыкновенный русский роман

Спасение я нашел в мультфильмах. Как правило, в анимации работали приятные люди, не столь безнадежно проеденные цинизмом и в большинстве любящие свое дело. Да и конкуренции в этой области почти не было. Кроме того, в создании мультфильмов есть особый творческий шарм, ведь ты пишешь не бумажку для актеров (которой они могут и подтереться, фигурально или даже буквально), а участвуешь в самом настоящем рождении новых существ и миров. В общем, деньги я получал такие же, как в кино, а насилия над душой ощущал гораздо меньше.

Игорь очень смеялся, когда узнал, что я пишу сценарии для мультфильмов.

— Наверное, какие-то мрачные аниме про мальчика Сосо, сражающегося с мутантами империализма? — пошутил он.

— Нет. Но когда-то у меня была идея комикса про царевича Алексея. В моей истории он выжил и захотел отомстить большевикам.

— Хм, интересно. И что, в конце его ждала сабельная дуэль с Лениным?

— Да. Только Ленину сабля не нужна — у меня он был бы темным магом.

— Очаровательно. И кто же в итоге должен был победить?

— Царевич.

— Славно! — Игорь искренне обрадовался такой развязке. Наверное, он бы многое отдал, чтобы по такому сценарию пошла и реальная история России.

— Но в финале Алексей бы встретился со Сталиным и отказался от борьбы, переступив через жажду мести и смирившись перед Божьей волей.

— Что? Ну и бред! — выпалил Игорь. Он был раздосадован, как ребенок, который взял в видеопрокате кассету со «Смертельной битвой», а когда добежал до дома и включил ее, оказалось, что это «Грязные танцы». Конечно, не финал моей истории его так разочаровал, а осознание в очередной раз того факта, что между нами существует идеологический конфликт. В ту пору, как я потом понял, Игорь уже обсуждал с кромешниками мое принятие в ячейку, и хотя среди них были люди, еще более далекие от него по взглядам, он, разумеется, желал, чтобы его единомышленников в их рядах становилось больше — тем более когда речь шла о человеке, которого привел он сам.

В тот день я пообещал Игорю, что приглашу его на премьеру, как только один из моих сценариев будет экранизирован. И вскоре это случилось. Мультфильм, производство которого, как я думал, давно «заморозилось», был-таки завершен и вышел в ограниченный прокат. Вкратце сюжет такой: мальчик Саша вместе со своим любимым супергероем Капитаном Атлантикой чудесным образом попадает в мир русской сказки, где его кумир во имя свободы и демократии тут же свергает царя Гороха, затем во имя мира и толерантности начинает защищать Кощея, Горыныча, Бабу Ягу и прочую нечисть, наконец во имя цивилизации и прогресса вообще решает превратить тридевятое царство в огромную нефтедобывающую платформу, и теперь только Саша может спасти сказочную Русь. Добрый и поучительный комедийный мульт-боевик.

Когда я узнал, что в прокатной версии Капитан Атлантика стал Капитаном Атлетикой и помог мальчику Саше, предпочитающему почему-то зваться Алексом, победить не только злодеев из русских сказок, но заодно и самодура-царя, то решил не идти на торжественную премьеру и позвал Игоря на обычный показ. Он сказал, что придет с женой — к тому моменту мы общались с ним уже около полугода, но жену его я ни разу не видел — так мы и познакомились с Женей.

После киносеанса, во время которого я как никогда был близок к смерти от стыда, Игорь и Женя предложили выпить чая.

Надо признаться, я всегда чувствую себя неловко в кафе. Ты садишься за столик, потом к тебе подходит какой-то специально обученный человек, который фальшиво улыбается, а перед тем, как принести счет, спрашивает, все ли тебе понравилось, и ты понимаешь, что он спросил это только для того, чтобы намекнуть на чаевые, поэтому не хочешь оставлять ему чаевых, внутренне протестуя против этого лицемерно-буржуазного спектакля, но мысль о том, что официант примет тебя за обыкновенного жадину и презрительно посмотрит вслед, заставляет-таки добавить к сумме заказа треклятые десять процентов. Ницше говорил: «Нищих следовало бы вовсе уничтожить! Поистине, досадно давать им и досадно не давать». Похожие чувства у меня к официантам. Уверен, в здоровом обществе их, как и нищих, быть не должно. А если бы все-таки нашлись те, кто считают себя официантами по призванию, их следовало бы ссылать в монастырь — нести послушание в трапезной. «Вам все понравилось, отец игумен?», «Тарелочки можно забирать, отец благочинный?», «Кипяточка подлить, отец келарь?».

Но сейчас дело было не в официантах. Даже совсем не в них. Напротив меня сидела Женя, и распахнутые окна ее лазоревых глаз затягивали, словно бы я был фигуркой оригами, неосторожно оставленной на подоконнике. Я не мог смотреть в них, потому что мне казалось, что при каждом столкновении наших взглядов пространство между нами видимым образом искажается. И не смотреть я тоже не мог — такое игнорирование было бы слишком вызывающим и могло обидеть как Женю, так и Игоря. Что там сделал Одиссей, оказавшись между Сциллой и Харибдой? Зарубежную литературу во ВГИКе преподавали скучно. И тут я вспомнил, что забыл сдать после просмотра стереоочки.

— Твои шутки, Игорь, слишком плоские. Для них нужны 3D-очки, — сказал я, доставая нечаянно украденный аксессуар. Женя похихикала. В очках сразу стало полегче.

За кофе мы обсудили мультфильм — впрочем, в основном я просто пересказывал свой искалеченный до неузнаваемости сценарий. Игорь и Женя удивлялись, почему же продюсеры так изменили сюжет, а я объяснил им, что крупные прокатные сети принадлежат американцам, и даже те, что формально не принадлежат, напрямую зависят от поставок голливудских блокбастеров, которые делают им основную кассу. Озорство Данилы Багрова было возможно лишь на фоне свистоплясок пьяного Ельцина — теперь же все стало цивилизованней, а цивилизованность, как известно, измеряется в долларах. Есть замечательная английская поговорка: a rich man’s joke is always funny (шутка богача всегда смешна), — верно также и обратное: шутка не смешна, если она не нравится богачу. Плохой Капитан Атлантика — несмешная шутка. Цензура? Нет, просто бизнес. Но ведь цензура! Да, но ведь просто бизнес. Весь гуманистический пафос либерализма состоит в стремлении вытеснить агрессивные импульсы, присущие человеческой природе, в экономическую сферу, но на деле «агрессия рыночной конкуренции» принимает не менее брутальные формы, чем любая другая, и в конечном счете не брезгует военно-репрессивным инструментарием. Собственно, социал-дарвинизм — теория, рожденная именно в рамках либеральной парадигмы, и когда Чубайс говорил о том, что в вымирании тридцати миллионов «не вписавшихся в рынок» россиян нет ничего страшного, он просто излагал экономическую программу либерализма, хотя и с несвойственной либералам честностью (90-ые вообще были более честным, в смысле откровенности происходящего, временем). Если вдуматься, даже идеи Гитлера покажутся более возвышенными.