Михаил Енотов - Обыкновенный русский роман

— Значит, народный мститель…, — сказал батюшка не то вопросительно, не то утвердительно, не то мне, не то себе.

— Не пугайтесь. Просто мы с друзьями наказываем плохих людей. И вообще, убийства, может, и не будет. Это решит случай.

— А вам не кажется, что решать должны полиция и суд?

— Увы, государство зачастую только поощряет этих людей.

— И вы считаете, что творите Божью волю, что Ему угодно насилие?

— Отец Димитрий, давайте не будем про непротивление злу — два великих ума достаточно раскрыли эту тему. И кстати, анафеме был предан именно сторонник непротивления. Хотя и не за эту идею, но все же.

— Да, чему я удивляюсь? — батюшка не слушал меня и задумчиво кивал головой. — Именем Христа оправдывали и крестовые походы, и инквизицию…

— Но тем же именем Сергий Радонежский благословлял на бой князя Дмитрия Донского и с ним двух своих монахов. Ныне все они прославлены как святые.

— Но не за убийство.

— Не за , но в определенном смысле через. Впрочем, в нашем случае речь, конечно, не о святости.

— И неужели вы думаете, что получите мое благословение?

— Нет. Я его и не просил. Я лишь хотел исповедаться.

— Хорошо. Я отпущу вам грехи. Но причастие запрещаю.

— Да будет так. Хотя мне помощь Божья нужна завтра больше, чем кому-либо.

Я пригнулся, отец Димитрий накрыл меня епитрахилью и прочитал разрешительную молитву. Я перекрестился, поцеловал крест и Евангелие, затем бросил перед батюшкой подручник и поклонился в землю.

— Прости мя, отче честный, и благослови.

— Бог да простит, Бог да благословит.

Я поднялся, сделал шаг к отцу Димитрию — тот перекрестил меня, касаясь двумя перстами лба, живота и плеч.

— Христос посреди нас, — сказал он.

— Есть и будет, — ответил я и поцеловал подставленное батюшкой плечо. А затем, еще раз поклонившись в землю, пошел к выходу.

— Постой, — вдруг окрикнул меня отец Димитрий. — Приходи завтра на литургию — я тебя причащу. Но знай, я буду молиться, чтобы Бог вразумил вас.

— Спаси Христос.

Выходя из храма, я вспомнил, что есть еще один грех, который меня терзает — настоящий бес в ребро, — но после признания в готовящемся убийстве говорить об этом было как-то неуместно. Либо Танатос, либо Эрос. В самом деле, зачем я все перемешал?

Прочитав правило к причащению, я попытался заснуть, но не смог — слишком волновался. Встал, включил ноутбук, открыл и закрыл с десяток бесполезных страниц в интернете, а потом решил посмотреть какую-нибудь программу с нашей завтрашней «дичью». Выбрал самое свежее видео — это был выпуск политического ток-шок, посвященный Минским соглашениям — тем самым, которые ополченцы Донбасса прозвали Минским сговором и которые в течение уже полугода оправдывали предательство и уничтожение русских прямо у наших границ.

Припудренный любитель продажных ласк разглагольствовал о миротворческом гении кремлевской дипломатии и безальтернативности мирного урегулирования украинского кризиса. Затем началась дискуссия, больше похожая на лай:

— Если бы Россия действовала в Новороссии так же уверенно, как в Крыму, мы дошли бы до Киева за пару недель!

— Вот именно! Причем почти без боев и при полной поддержке самих украинцев!

— Послушайте, в 21-м веке нельзя вот так взять и вторгнуться на территорию соседнего государства!

— А представьте, если бы НАТО тоже ввело на Украину свой контингент? Что тогда? Третья мировая? А вы к ней готовы?

— Вы забываете, что вторжение России в Украину уже произошло! В глазах всего мира мы оккупировали Крым! Но Третья мировая почему-то не началась!

— Крым — совершенно особый случай! Там законно присутствовали наши войска! А законная местная власть провела референдум! Все чисто!

— Какая разница? Мировое сообщество расценило это как аншлюс!

— При этом все, на что решился Запад — это экономические санкции! И мы их и так получили в полном объеме! Даже без введения войск на Донбасс!

— Коллеги, хватит смешивать Крым и Донбасс! Настроение жителей Донбасса было другим! Не все там хотели в Россию!

— Но как же многотысячные митинги, которых не было за всю постсоветскую историю? Как же триколоры на зданиях администраций? Как же, наконец, референдумы в Донецке и Луганске?

— Эти референдумы не имели юридической силы!

— Подождите! О чем мы вообще говорим? О каких-то бумажках или о жизнях русских людей?

— Да-да, наш президент, между прочим, обещал их защитить! Люди поверили, поднялись, а потом остались один на один с карателями!

— Им никто ничего не обещал! И почему наши парни должны воевать за дончан и луганчан?

— А почему наши парни воевали в Абхазии и Южной Осетии? Или в той же Чечне? Хотя там в отличие от Донбасса русских жителей почти не было!

— В Чечне мы боролись с мировым терроризмом!

— Пора наконец понять, что власть на Украине захватили те же террористы! Кстати, некоторые из них те же в самом буквальном смысле!

— И они не скрывают, что в любом случае намерены воевать с Россией! Умиротворение агрессора всегда рано или поздно приводит к войне!

— Война, война! Да успокойтесь вы! И с той, и с другой стороны — русские люди! Наши враги только и хотят стравить нас!

— Правильно! Худой мир лучше доброй войны!

— Только хотим мы того или нет — война все равно идет!

— Но согласитесь, благодаря Минским соглашениям жертв стало меньше!

— Год назад их можно было вовсе избежать!

— Хорошо-хорошо, допустим, — ведущий, до этого подбрасывавший в собачью ораторию отдельные реплики, словно шишки в костер, наконец остановил ее дирижерским жестом и с важным видом взял слово: — Мы бы присоединили Донбасс, еще, может быть, несколько областей, но в Киеве осталась бы фашистская, русофобская власть. А нам нужна вся Украина! Вся! Не только Новороссия! Поэтому мы просто дождемся, пока Украина развалится сама, и возьмем ее голыми руками. А непокорный Донбасс будет той гирей на ее ноге, той незаживающей раной, которая ускорит процесс. Разве не ясно, что именно в этом истинная суть Минских соглашений? Путин — не мальчик, а геополитик мирового уровня!

Зрители зааплодировали. Будучи студентом, я участвовал в массовках на телепередачах и прекрасно знал эту кухню — второй режиссер дает отмашку, и толпа рассаженных по залу бездельников нехотя бьет в усталые ладоши. Правда, кое-что с тех пор изменилось — технологии манипуляции стали более изощренными. Некоторые малообразованные оппозиционеры — как либерального спектра, так и патриотического — сравнивали пропаганду в российских СМИ с детищем Геббельса, но, на самом деле, идеологи «суверенной демократии» во многом нарушали его заветы, работая куда более тонко. Так, например, Геббельс считал, что пропаганда ни в коем случае не должна развлекать. А почему бы и нет? Ведь с древности известно, что не хлебом единым сыт человек — но и зрелищами. Кроме того, рейхсминистр был уверен, что успех пропаганды достигается настойчивым повторением одного и того же. Но зачем? Ничто так не тешит новых шариковых, как иллюзия выбора — переключая каналы в позе микеланджеловского Адама, они чувствуют себя почти что ницшеанским Сверхчеловеком. Или взять наконец известный тезис о том, что чем чудовищнее ложь, тем охотнее люди в нее поверят. В эпоху интернета он звучит уже диковато — методика полуправд оказывается гораздо более эффективной — один скажет, что стакан наполовину полон, другой скажет, что наполовину пуст, и они могут даже поспорить об этом, но в итоге оба выпьют до дна. Главные стратегии Постмодерна — дробить и смешивать, искажать и подражать. А самое страшное, что любой, пусть самый искренний и радикальный, протест против этой системы тотчас заворачивается ей же в упаковку и выставляется на витрину рядом с прочим глазированным дерьмом.