Дервиш Сушич - Я, Данила

— Да ты свихнулась!

— Можешь проверить! Только не падай в обморок, когда услышишь, что я говорила и писала, чтоб только вытащить тебя. Я… я не хочу быть женой неудачника, который…

— Жена, домой!

— Что? Данила, что с тобой?

— Домой! Вы с Ибрагимом начинайте укладываться, а я пойду за грузовиком. Едем в другой уезд.

— Ты в своем уме?

— Сударыня, ежели через полминуты вы еще будете здесь, я перестану принимать во внимание, что вы мой супруга и в интересном положении. Не уверен только, что рука моя достаточно тяжела, чтоб отплатить за оскорбление. Домой! Ибрагим, поди сюда! Отведи, сынок, тетю домой. Ей нехорошо. И помоги ей уложить вещи. Мне оставьте буфет, кровати и шкафы. И поторопитесь, я не намерен встречать утро на территории этого уезда.

Прощай, неразвитая община, горное сельское хозяйство, сельская торговля, большие планы и крохотные возможности, бурные потоки и скудные водохранилища! Прощай и ты, психология, верная их спутница! Я думаю, что мы сыты друг другом!

Прощай, персональная машина и оклад начальника строительства! Моя гордость возвысилась над вами еще до того, как вас придумали.

Если б я только знал, если б я знал! Я бы со стыда сгорел, с десятью Малинками расстался бы, не задумываясь!

— Официант, еще литр вина! И слушай, браток! Вот тебе мой галстук, видишь, он не из дешевых, у моей супруги есть вкус. Поймай, браток, за кухней самую большую дворнягу, приведи ее сюда и привяжи к ножке стола. Но только галстуком! Подбери мне отечественную дворняжку, не могу я пить один… Чего зенки выкатил? Получишь пять сотен. Понял?

Лакаю вино в ожидании официанта.

Наконец он вернулся.

— Есть одна, да только ее и сам господь бог не изловит. Вот ваш галстук.

— Спасибо, отдай его своему директору! И пошли сейчас же за шофером Андрией… Чтоб живой ногой сюда! Скажи: Данила куда-то переезжает, ночью, в Тузлу или Зеницу, не все ли равно, впрочем, тебя это не касается! Чтоб Андрия немедленно был здесь!.. Не то… не то я вам всем повяжу галстуки, да так, что у вас глаза повылезут. А ну ступай! И по пути налей вина в этот графин! Жажда одолела.

Сударыня,

товарищи,

ой-ей, Малинка, безрассудная, что ты со мной сделала!

Ведь я же не горный рюкзак твоего папы, который ты взяла с собой, уходя в партизаны. Меня не возьмешь с собой в жизнь, как зубную щетку, маникюрный прибор и разные там побрякушки-финтифлюшки, и вообще распоряжаться мужем по своему усмотрению, завязывать его и развязывать и под голову и под задницу класть тебе не удастся. Я к тебе со всей душой, но под твою дудку плясать не стану! Кто уполномочил тебя так оскорбительно толковать другим мое молчание? И то, что я стою по стойке «смирно»? Или твои твердые принципы времен войны и восстановления уничтожила довоенная гимназистка, разумная девица на выданье из хорошей семьи, для которой супруг всего лишь часть мебели, красивый выходной башмачок.

Официант, еще вина! И почему не идет шофер Андрия, он должен увезти меня… ой-ей, увезти до того, как жена реабилитирует меня своими жалкими взглядами на реабилитацию. Увезти, пока я не повесился на ближайшем телеграфном столбе. На галстуке, который выбрала для меня по своему вкусу моя супруга.

Когда я ввалился в квартиру, было уже пятнадцать минут третьего, супруга моя подметала. Подметать в такое время может только оскорбленная женщина, которая веником выражает свой гнев не хуже, чем языком, в особенности если она вообще редко подметает.

Делаю вид, что не вижу, как она негодующе метет. Думаешь, упаду перед тобой на колени и стану громко каяться? Ошибаешься, моя милая. И, разыгрывая мужа, вернувшегося с трудовой вахты, я крикнул:

— Сухое белье, горячую ванну, крепкий кофе!

Она заколебалась. Покорится — значит, признает свою неправоту решительно во всем, даже в распре по поводу того, из-за чего мы уже так злобно шипели друг на друга у кофейни. Если бросит веник и уляжется в постель, я все сделаю сам. В этом случае через час-другой она рискует найти расшвыренную посуду, прожженную скатерть и разбитую ванну. Но моя Малинка за последнее время так горячо привязалась к вещам, что за одну скатерку, какой нет у соседки, повесит двух Данил, не то что одного, да к тому же изрядно потрепанного. И вдобавок на его же ремне, потому как бельевые веревки понадобятся и после похорон. А будет по-прежнему дуться, я смогу напропалую играть в повредившегося от алкоголя неудачника, бьющего по чем попало. Но, видно, побои ей не улыбаются,

вот и не знает, как быть.

Некоторое время она пристально смотрит на меня и вдруг без единого слова начинает доказывать, что она умная женщина. Мигом подала белье, нагрела воду в ванной, сварила кофе и налила в парадную чашку, из которой поит лишь жен председателя и секретаря. Но во всех ее движениях сквозит плохо скрываемая досада. Это она мягко, чтоб я не дал воли рукам, доводит до моего сознания, как я не прав.

Синева в окнах бледнеет и исчезает. Склонившись над столом, я пью горячий кофе и чувствую, как тело горит и покрывается испариной после купанья. Хаос в голове слеживается в ноющую головную боль. В двух шагах за моей спиной супруга гладит мои брюки и долбит мой больной затылок нескончаемым потоком слов:

— Целый год не был на людях,

и ты не грузчик, чтоб таскаться по кабакам, мог бы прийти домой, выпить, закусить и лечь в десять, как все нормальные люди…

— Но, сударыня, я не желаю быть нормальным!

— …надо было сказать мне об этом до свадьбы, а не теперь. Чего доброго, от всех переживаний рожу недоноска… еще убьешь меня… а впрочем, если тебе нравится, продолжай в том же духе! Я сделала, что могла… думаешь, в наше время легко стать начальником? Это будет огромный комбинат, одних рабочих полторы тысячи. Получал бы тысяч семьдесят, разумеется, первое время… наволочки уже светятся, зимнее пальто на будущий год надеть стыдно, и ты скатишься на ширпотреб, а как начальник…

— Но я не хочу быть начальником!

— …а станешь начальником, сам знаешь, ответственная работа влечет за собой разные привилегии. Ты воевал с первого дня, да и я не дожидалась капитуляции Италии, пора уже хотя бы под старость получить от этого какие-то преимущества, ты просто разиня, люди зубами вырывают малейшее повышение, а ты…

— Не надо мне никакого повышения!

— …а ты пытаешься обедать иллюзиями, а ужинать убеждениями.

— Я не ем свои убеждения.

— Когда ты наконец спустишься с этих своих примитивных аскетических облаков и обеими ногами встанешь на землю, признаешь, что лучше иметь перед домом машину с шофером, чем брать билет у замурзанного кондуктора и быть на седьмом небе от счастья, если удастся занять заднее сиденье в вонючем автобусе. Ты заслужил машину, тебе ее дают, а ты…