В Хижняк - Конец черного лета

«Что же это такое, да что же это…», — как в бреду повторял про себя Дальский. Но ответа не находил.

Не нашли его поначалу и работники уголовного розыска. После скрупулезного расследования они установили, что было двое грабителей, они аккуратно отделили от подрамника холст и похитили его. Сторож, дежуривший в залах, был усыплен одним из сильнодействующих наркотических препаратов, которыми так богаты ныне медицина и уголовный мир. Вот, пожалуй, и все, что было доподлинно известно. А дальше? Дальше шли сплошные вопросы без ответов. Но было видно, по всему чувствовалось, что работники следствия хотят обратиться с главным вопросом именно к Дальскому Е. П.

Как-то субботним утром, опустившись на первый этаж, где находилась галерея, Евгений Петрович решил, как это он нередко делал, смешаться с посетителями и побродить по залам, посмотреть со стороны на свои любимые полотна. То ли он был удивлен какой-то новой, как ему показалось, интонацией в голосе экскурсовода, доносившемся из широко раскрытых залов, то ли его поразил вопрос, заданный гиду одним из посетителей и явно касавшийся темы «что здесь почем» (бывают такие «поклонники искусства» — им подавай картину лишь в стоимостном выражении), Дальский остановился внезапно, как такса перед лисьей норой. Боже, он все вспомнил!

Два симпатичных молодых человека в спецовках энергично, хоть и довольно долго, хлопотали то у электросчетчика, то у вентилятора, изредка перебрасываясь словами типа «контакт», «сеть» и т. д. Евгений Петрович даже посмотрел на часы — пора домой, а электрики, вызванные еще утром, никак не управятся со своей работой. Но вот, кажется, они собираются, инструмент сложен, одежда в порядке. Пора!

— Послушайте, уважаемый, а вы не могли бы нам сказать, что-нибудь об этой картине? Вот об этой, где премилые тетушки купаются. Не правда ли, шедевр?

Евгений Петрович, который так торопился еще минуту назад, не выдержал — ведь он был усажен в седло своего конька… А в конце импровизированной экскурсии по галерее Дальский подвел своих новых знакомых к картине старого голландца, где красноречие его удвоилось. Воспользовавшись случайной секундной паузой, все тот же любознательный электрик воскликнул:

— Вот это картина! Считай, несколько сотен потянет…

— Да что вы такое говорите! — искренне возмутился Евгений Петрович. — Этой картине цены нет. Да любой крупный музей мира…

И Дальский продолжал свой вдохновенный рассказ об искусстве. Но если б он хоть на мгновение обернулся, то увидел бы, какой холодный колючий огонек зажегся в глазах электриков. И сразу же экскурсия была скомкана, молодые люди заторопились.

А теперь… «Они, только они», с ужасом думал Евгений Петрович, перебирая в памяти события двухнедельной давности. Кто-то его случайно толкнул, кто-то обратился к нему с вопросом, но тут же испуганно отпрянул, когда солидный очкарик протяжно и глухо застонал. Это Дальский вспомнил свои слова о «редкостях», бесценных вещах. «А если это они, значит, в какой-то мере и я», — решил Дальский, — «вот и доигрался». Он жестоко корил себя за неосторожность. И тут же подумал о даме, которая напоминала ему морщинистую кобру в браслетах. Что ни говори, а она оказалась-таки права. Только на сей раз он «метал бисер» перед преступниками.

…Ровно через сутки после того, как он вспомнил об электриках, ему позвонили из прокуратуры и голосом без интонаций попросили подойти. «Вот, началось», — подумал Дальский, как до него думали тысячи и тысячи людей во всем мире, попадавшие в подобные ситуации. Он быстро собрался и с глубоким вздохом нажал ручку двери кабинета.

А в прокуратуре его поначалу ждало радостное, прямо-таки счастливое известие: картина найдена и займет вскоре свое прежнее место в галерее. А вот Дальский…

— Дальский Евгений Петрович? — обратился к нему моложавый человек в темно-синем костюме. На лацкане его пиджака поблескивал алый «поплавок» с гербом страны. — Расскажите, когда и как вы участвовали в похищении картины Вермеера.

— В похищении картины… — До Евгения Петровича лишь смутно доходил страшный смысл вопроса. Он с немым удивлением и тревогой смотрел на следователя. А тот даже поднялся из-за стола.

— Вы, и только вы могли это сделать. Никто другой, как нам доподлинно известно, не знает настоящую ценность этой картины. А вы и знаток, и эксперт, и… — Следователь с возмущением бросил в пепельницу спичку, от которой только что прикуривал длинную сигарету с белым фильтром. — И вор, — коротко добавил он и сел, глядя Евгению Петровичу прямо в глаза.

Дальский вздрогнул, но ничего не ответил. Он был потрясен и подавлен. Но пауза длилась, недолго.

— Согласитесь, не могут же два человека, два вора, — при этих словах следователя Дальский вскинул голову, — с такой точностью в показаниях оговаривать вас. Я вижу, вы удивлены. Да, эти молодцы уже у нас. — Следователь выразительно прижал к ладони пальцы правой руки. — Кроме того… — он нажал какую-то кнопку возле ящика стола, — кроме того, у нас есть свидетель.

В комнату торопливо вошел усатый молодой человек с военной выправкой и положил на стол серую папку.

— Вот, ознакомьтесь.

Евгений Петрович машинально взял в руки протянутый ему следователем лист бумаги с каким-то текстом. Это были показания свидетельницы Зверевой, одной из сотрудниц отдела. Той самой Зверевой, которая так упорно не хотела менять профессию, хоть это ей не раз искренне советовал Дальский.

Теперь же он читал: «Я сама видела, как гр. Дальский что-то возбужденно показывал и рассказывал двум неизвестным мне людям. Особенно долго они трое о чем-то шушукались у картины Вермеера, которая затем и была похищена из галереи».

Евгения Петровича неприятно поразил в показаниях и такой пассаж: «А еще я думаю, что это никакой не Вермеер, а просто гр. Дальский решил заработать себе имя, а потом передумал и решил просто сбыть картину как настоящую».

— Ну что, гражданин Дальский? Вы уже одумались или, может, будете утверждать, что решили провести с незнакомыми гражданами маленькую экскурсию на сон грядущий? Так сказать, для вечернего моциона? — следователь иронически улыбнулся и зачем-то переложил серую папку с одного края стола на другой.

— Да, да, вы совершенно правы, — наконец обрел дар речи Евгений Петрович, — именно… да, показать.

— Ха, Дальский, вы не хотите ли из себя дурачка сделать и меня туда же… Ну, нет, — следователь быстро встал. Видно было, что он тоже входит в раж, когда дело касается его профессии.

— Да, да, — на высокой ноте продолжал он. — Это именно вы, Дальский, подсказали грабителям, что есть что. Это вы, работник искусства, передали им бесценную вещь и ждали, когда вам принесут этот, я бы сказал, иудин гонорар, да? А тем временем мы и работники БХСС… — следователь несколько успокоился, прикурив очередную сигарету, — так вот, нашими усилиями этот шедевр живописи был обнаружен в чемодане крупного международного афериста. Нет, Дальский, даже не афериста, а просто скупщика краденых произведений искусства. — И он с готовностью продолжил: — Он готовился вылететь из Шереметьева в хорошо известную, доктор, капиталистическую страну. Позор, гражданин Дальский!