В Хижняк - Конец черного лета

— А, Дранов, заходи. Ко времени пришел. Нюх имеешь. Бери посудину в баре и присаживайся.

— Так вот, уважаемый Серафим Ильич, я тебе показал — ты видел. Без второй очереди консервного цеха мы погибнем. Ты этого хочешь? Урожаи научились собирать высокие, а продукцию быстро перерабатывать еще не можем. Ты же убедился, что затраты окупятся за два года. Итак, я жду от тебя поддержки в области и с удовольствием пью за твое здоровье. — В кабинете раздался мелодичный, летучий звон фужеров.

— Я-то за, а вот другие что скажут, — уже невнятно пробормотал тот, кого звали Серафимом Ильичем.

— А других ты привози в воскресенье ко мне. Я такую рыбалку организую, такой шашлык изготовлю, что никто возвращаться не захочет. А?

— Ну, ежели рыбалка или там охота на зайца. Да еще шашлык… Это хорошо… Почему не приехать. Только Иван Васильевич на ребрышках больше уважает…

— Будет и на ребрышках, и по-карски. Вези, дорогой. — Последнее слово Малюгин произнес «дарагой» с нарочитым кавказским акцентом. И все они заулыбались, понимающе закивали головами.

Но вот гость поднялся из-за столика и, бережно поддерживаемый Малюгиным, неуверенно двинулся к двери. — Сейчас мы тебя спатеньки уложим, а вечером домой отвезем, — шептал ему на ухо Малюгин.

— Поспать можно, это хорошо, а домой — ни-ни…

Когда они остались в кабинете вдвоем, директор бросил коротко: «Рассказывай». — Лицо его сразу посуровело, стало озабоченным, он испытывающе смотрел на Дранова.

— Все класс, шеф! Пятьсот тысяч консервных крышек — раз! Новехонький соковый пресс — два! Венгерская автоматическая линия — три!

Лицо Малюгина смягчилось, он заметно расслабился, удовлетворенно откинулся на спинку кресла.

— Сколько? — по его лицу скользнуло что-то похожее на улыбку.

— Бабками три тысячи. Ну, и…

— Так. Недурно провернул. С экономией. Оставишь себе половину. Ты же знаешь мой принцип — каждому по способности приносить пользу.

Дранов молча кивнул и тут же отвернулся к окну, чтобы скрыть свою неожиданную и даже нелепую сейчас улыбку. Потом быстро овладел собой и сообщил:

— Интересного пассажира подхватил по дороге, Сергей Николаевич!

— Кто такой?

— Завьялов какой-то, Федор. Из зоны.

— Из зоны, говоришь? Бывает же. К кому приехал?

— К Нечаеву.

— А, к партизану. Заслуженный человек. Как он там, еще тянет? — Дранов неопределенно пожал плечами.

— А пацаном ты займись. Провентилируй его со всех сторон. Нам сейчас во как нужны свежие кадры и сильные руки, не так ли? А потом ко мне на рентген. — Малюгин рассмеялся своей шутке. — В смысле, хочу узнать, достоин ли он работать в таком хозяйстве, как наше. Как никак, а все же бывший зек. К людям нужно быть внимательным, Дранов.

…Завьялов несмело постучал в дверь дома, в котором, как ему сказали, живет старый учитель — Василий Захарович Нечаев со своей внучкой. Дверь открыла девушка-подросток лет пятнадцати. Ее серые большие глаза слегка косили.

— Вам кого? — спросила она удивленно. По-видимому, ей редко приходилось открывать двери незнакомым людям.

— Мне бы Василия Захаровича, — смутившись, Федор отвел от нее взгляд и поставил чемодан на крыльцо.

— Дедушка, это к тебе. — Она с нескрываемым любопытством рассматривала Федора. А он, не зная что делать, вдруг опять взял чемодан в руку.

— Кому это я понадобился? — Голос принадлежал высокому худощавому человеку, которому, судя по многочисленным морщинам и выцветшим серым глазам, было далеко за шестьдесят. Завьялов всмотрелся в него. Что-то неуловимое роднило Нечаевых, делало братьев удивительно похожими друг на друга. Хотя, как уже успел Федор увидеть, черты лица у них были совершенно различными. Только сейчас, встретившись со старшим Нечаевым, Федор почувствовал щемящую тоску по Ивану Захаровичу, понял, как ему не хватает благожелательного взгляда, умного спокойствия, доброго совета. Понял и на секунду ощутил даже какую-то неприязнь к вышедшему навстречу ему человеку. Но чувство это сразу же исчезло. А Василий Захарович, водрузив на переносицу очки в старомодной круглой оправе, еще раз повторил: «Кому это я понадобился?» Он с немым вопросом смотрел на незнакомца.

— Здравствуйте. Я Федор Завьялов.

Нечаев секунду-другую смотрел на него, а затем протянул ему левую руку. — Ну, конечно же, именно таким я тебя и представлял по письмам Ивана. И высокий, и крепкий, только вот почему столько седины?

— Такая порода, наверное, — уклончиво ответил Федор, пожимая крепкую еще руку старика. «Правая, видно, не работает». А хозяин уже приглашал его в дом. — Входи, Федор, и забудь, что ты в гостях. Дашенька, приготовь нам чайку.

Они миновали несколько комнат. Все здесь было надежное, крепкое и в такой же мере старомодное, как и сам хозяин. Непременный фикус у окна, огромный темно-вишневый буфет, походивший на мамонта, гора подушек на высокой кровати, старый «Зингер» с ножным приводом, а на стенах — пестрые коврики с мечтательными лебедями и Красной Шапочкой, которая почему-то приветливо смотрит на серо-зеленого волка.

— А вот и твоя комната. Думаю, тебе понравится. — Нечаев вопросительно смотрит на Федора. — И с видом на реку. Ты только погляди.

Вид из окна открывался изумительный. Высокий противоположный берег реки порос светлым, кудрявым лесом, а за ним, далеко на горизонте, виднелись фиолетовые горы. На лугу разбросаны желтые и белые точки — утиные и гусиные семейства получали все радости жизни.

Затем Федор и Василий Захарович пили чай. Угощение тоже было старинным, добротным: смородиновая наливка, айвовое варенье, рассыпчатые домашние коржики, вероятно, Дашенька делала.

— У нас край богатств, место спокойное, — вел неторопливый рассказ Василий Захарович. — Живем в стороне от больших дорог. — Он подтянул грушу настенных часов, сверил их со своей «луковицей», которую достал из бокового кармашка у пояса, перевел большую стрелку вперед. — Отставать стали, — вздохнул. — Им уже далеко за шестьдесят. Как и мне. — Василий Захарович покачал головой. — А что человеку нужно на старости лет — покой и уважение. Как ты думаешь?

— Пока не знаю, — чуть заметно улыбнулся Федор, — это самому пережить нужно. Мне, например, необходимо двигаться, чем-то постоянно быть занятым, одним словом, действовать.

— В твои годы, конечно…

— А потянулся я к тишине на время. Нужно ведь привыкнуть к свободе.

— Работа для тебя найдется. Можно в совхоз пойти. Можно на заводе железобетонных конструкций устроиться.

— О совхозе мне немножко Дранов рассказывал.

— Дранов? Правая рука директора Малюгина.

— А что он за человек? Уж очень его Дранов расхваливал.

— Малюгин, как это сейчас принято говорить, сильная личность. Появился он у нас лет семь или восемь тому назад. За ним, к слову, и Дранов прикатил. Тогда Малюгин стройуправление возглавлял, а Дранов стал его заместителем по снабжению. И вот, представь себе, не прошло и месяца, как наша тихая «Девица» буквально ожила. Все вокруг загремело, задвигалось, зазвенело. Малюгин развернул строительство, которое до этого никому здесь и не снилось. И техники новой сколько появилось! За полгода отгрохали завод железобетонных конструкций, а через годика два поселок нельзя было узнать. Городок. Да что там городок. Новый город появился. Начальство из района, из области, корреспонденты… Малюгин стал знаменит, его власть и авторитет — почти безграничны. И сейчас он в зените славы.