В Хижняк - Конец черного лета

И снова Москва, вокзалы, непривычное и кажущееся бесцельным, сумбурным, людское движение. Поезд «Рица» отходит от перрона. Ночь. Но и ночью Завьялов, стоя у дверного окна в тамбуре, скорее угадывает, чем видит перелески, поля, мелкие болотца, черные леса, все это разностилье природы, проносящееся мимо в темноте ночи. И лишь слабый светлый контур вагонных окон все время перед глазами, пляшет по земным откосам, причудливо изламывается на густом подлеске, мелко дрожит, но не тонет в свинцовой речной воде. И еще ночь, и короткий сон, и уже дневное бдение в тамбуре — непривычно Завьялову сидеть лицом к лицу с незнакомыми людьми и обязательно при этом что-то говорить. Непривычно еще, тем более в узком купе: никуда ведь не спрячешься. Так, стоя в тамбуре, он и прибыл на станцию Сестрорецкая, умаявшись за день и от вынужденного безделья, и от разных своих мыслей.

У самого входа в здание вокзала он заприметил симпатичную беседку и устало опустился на спрятанную внутри нее скамейку. Но на душе было спокойно, тихо, как и желал он себе на обозримее будущее. Вечерняя тишина была теплой, глубокой, лишь изредка ее нарушали незатейливые звуки сезонной спевки обитательниц местного пруда. Но вот Завьялов услышал нечто другое:

— Я поехал в «Девицу», а ты подожди, пока оформят багаж. — Обладателя этого голоса с хрипотцой, похожего на голос актера Леонова, Федор не видел, но тут же вскочил:

— Послушайте, граж… товарищ.

Выйдя из беседки, Федор увидел мужчину лет сорока. Тот вплотную подошел к нему:

— Валяй, рассказывай, земляк.

«Слова-то знакомые. Никак, жаргон знает», — удивленно подумал Федор. Но сам решил продолжить в том же духе.

— До «Девицы» не подбросишь, землячок?

— Отчего же не подбросить… Сам-то откуда?

— Да так, издалека… отсюда не видно, — улыбнулся Федор.

— Из зоны, что ли, откинулся? — Незнакомец щелкнул зажигалкой.

— Из зоны.

— Тогда давай знакомиться. Дранов.

— Завьялов. Федор Завьялов.

— Садись в кабину, Завьялов. В дороге дознакомимся. Восемнадцать километров до «Девицы».

Они выехали на шоссе. Дранов молчал. Молчал и Федор. Начинать разговор ему не хотелось, хотя он почему-то сразу почувствовал, что этот человек, встреченный им случайно, в дальнейшем сыграет определенную роль в его жизни.

— Так говоришь, срок отволок? — Дранов поправил зеркало, чтобы лучше видеть своего попутчика.

— Отволок… — Федор усвоил истину — по крайней мере, так считалось в колонии, — что в ответах нужно быть немногословным.

— И сколько же? — Дранов вдруг приветливо улыбнулся.

— Семь.

— Малолеткой залетел… По звонку откинулся?

— Помиловали.

— Вот оно что, помиловали… Выходит, верой и правдой служил отечеству.

— Кому?

— Ну, хозяину, что ли…

«Видимо, словечки лагерные ты знаешь не из книг», — почему-то неприязненно подумал Федор. И спросил:

— А ты, тоже из бывших?

Дранов коротко хохотнул: — Точно так, гражданин Завьялов. Из бывших. Сидел за халатность — так это называется…

«Мало похоже, чтобы за халатность. Скорее что-то посерьезнее», мелькнула у Федора мысль.

— Ну, а ты за какие коврижки? — Дранов внимательно посмотрел на своего попутчика.

— Одного инвалидом сделал, а вот второго…

— И тебя помиловали? — Дранов с неподдельным интересом смотрел на Федора, лишь изредка бросая молниеносные взгляды на дорогу. — Нет, на убийцу ты определенно не похож… Федору стало легче от этих слов. Он с благодарностью посмотрел на Дранова. А тот, снова хохотнув, с хрипотцой произнес:

— Да тебя опасно в нашу «Девицу» везти. Знаешь, какие у нас девчата? Земляничка лесная. А лет тебе сколько?

— Скоро двадцать четыре.

— Только начал… А я сорок раз обернулся вокруг светила. — Дранов, удовлетворенно похмыкивая, отбивал ладонями какой-то ритм на баранке. — Хорошо! Хорошо! — повторял он. — Вот уж хозяин порадуется.

— Кто? — недоуменно спросил Федор.

— Директор нашего совхоза, Сергей Николаевич Малюгин. Да! А ты разве не к нему едешь?

— К Нечаеву еду, Василию Захаровичу.

— Это, который учительствует? — Дранов покосился на Федора. — Ничего себе мужичок. С биографией.

Вдоль обеих сторон автострады побежали низкорослые, с широкой кроной, яблони, посаженные в шахматном порядке.

— Наши сады, — произнес Дранов, и в его голосе Федор уловил гордость.

— Вот эти карлики с большой головой? — усомнился он, будучи совершенно уверенным, что это молодые посадки.

— Сам ты… карлик, — не сдержался Дранов. — Это ведь пальметные сады. Они уже пятый год плодоносят. И как… Машина свернула с автострады и покатила хоть и по более узкой, но тоже асфальтированной дороге.

— Здесь раньше ничего не было. — Дранов снял левую руку с баранки и описал ею дугу за открытым окном кабины. — А теперь… И все Сергея Николаевича благодарить надо. Сады, асфальтированные дороги к каждому отделению совхоза, целый городок в степи появился за какие-то семь-восемь лет. Прикидываешь? «Мне это трудно представить. Как раз во время моей отсидки» с горечью подумал Федор. Чтобы скрыть это свое настроение, спросил первое, что пришло в голову:

— А ты шофером работаешь?

— Не-а… Начальник я консервного цеха. Соки, компоты, джемы, фруктовые воды… А за баранкой люблю отдыхать. Хобби! — Дранов тихо и как-то скрипуче засмеялся, словно внутри его медленно раскрылись и закрылись створки деревянной рассохшейся двери. — А вот и центральная усадьба, за ней, видишь, трехэтажное здание. Это школа. Там и найдешь Нечаева. А пока, знаешь, что? Давай, я тебя устрою на ночь к одному своему кентюре. А утром разберемся — что к чему. Лады?

Утро было такое тихое, прозрачное и спокойное. Завьялов еще раз поблагодарил самого себя за решение приехать сюда и пожить пока без волнений, вдали от новых забот, сельской неспешной жизнью. Он идет по безлюдному в этот час поселку — все уже давно заняты работой — и глубоко вдыхает утреннюю свежесть, впитывает солнечное тепло, радуется и этому утру, и предстоящему множеству тихих, безоблачных дней. А в это время его новый знакомый, шофер-любитель и знаток фруктового дела, подходит к зданию совхозной конторы.

— Сергей Николаевич у себя? — спрашивает он у дежурного, который до этого мирно дремал на уютной скамье, врытой в землю неподалеку от входа в контору.

— У себя они еще. Товарища из области принимают, — с почтением ответил дежурный.

Дранов в нерешительности топчется на крыльце, а затем быстро идет по коридору и останавливается перед дверью, обитой черным дерматином. Прислушивается. В кабинете тихо. «Странно». Он легонько толкает дверь и входит. За приставным столиком видит директора совхоза Малюгина и одного из старых специалистов областного управления совхозов. Малюгин наливал в фужеры коньяк.