Анастасия Атаян - Узники Птичьей башни

Ирина смотрела на меня вываливающимися из орбит рыбьими глазами, не моргая.

- Я же тебе вчера сказала, что не грести нельзя.

- Я тебя услышала, но я грести не нанималась.

- Хватит мне дерзить! Ты не забылась? Ты здесь ещё года не провела! Не многое ли ты себе позволяешь?

- А ты?

Я смотрела на неё в упор.

- Ты об этом пожалеешь. Ты об этом очень сильно пожалеешь. Ты что не понимаешь, что подставляешь меня? За твоё хамство шкуру сдерут с меня.

- Спасибо за труды, позвольте откланяться. - Я прошмыгнула в двери лифта и нажала на кнопку.

Мне показалось, что лицо Ирины покрылось чешуёй. Я думала, что вопрос решён, раз я ясно дала понять протирателям кресел, что не собираюсь заниматься симуляцией бурной деятельности. Вопрос, однако, был решён не в мою пользу. Вопрос был решён без меня.

Когда я пришла в офис на следующее утро, Сайто вызвал команду в переговорную и объявил, что отныне у каждого в подчинении будет определённая страна, а у кого-то и не одна. Мне достались Франция и Великобритания. Услышав, что отныне я и только я буду иметь дело с парижским и лондонским офисами, я просияла. Мне казалось, что это огромная честь - мне доверили два экономически развитых государства с огромным потенциалом по расширению клиентской базы. Франция и Великобритания звучали куда круче, чем, скажем, Россия и Польша, которые достались Ирине.

Я не почувствовала никакого подвоха. Я была благодарна Сайто за то, что он, пусть ни разу того и не озвучив, признал, что мой английский и мой французский лучшие в отделе. Полная энтузиазма, я весь день изучала рынок, я планировала увеличить продажи минимум в полтора раза, а то и в два.

В перерывах между ответами на мэйлы, считая немногочисленных ворон, едва не задевающих башню лоснящимися чёрными крыльями, я представляла, как меня чествуют Птицеводы. Предводитель батальона корпоративных пыток, он же главный кадровик, скрывая своё неудовольствие и улыбаясь в двадцать восемь целых и четыре пломбированных зуба, склоняется в глубоком поклоне. Двумя трясущимися венозными руками он протягивает мне небольшую коробочку. В ней, на шёлковой подушке, сияет золотой менеджерский значок. Я прикрепляю его на лацкан темно-синего пиджака - когда я стану менеджером, первым делом я отправлю черный пингвиний костюм в топку. Я тону в аплодисментах. Я стала первым менеджером-второгодкой и первой женщиной-менеджером за всю долгую историю нашего департамента.

- Кира! - сердитый окрик вернул меня из сладких грёз обратно в камеру смертников.

- Слушаю, - я вытянулась по струнке. - Гликемический индекс Сайто достиг дна, голод громила решил заесть мной.

Я встала. Мне не нравилось, когда Сайто смотрел на меня сверху вниз.

- Где твой блокнот? Каждый раз, когда к тебе обращается старший, ты должна держать наготове блокнот и ручку. Почему ты не держишь ни блокнот, ни ручку?

Я взяла со стола ежедневник и ручку.

- Мне не нравится этот блокнот. Он не соответствует биз-нес-стилю. Он не чёрный и не коричневый. Почему? В брошюре о дресс-коде - её, я уверен, тебе выдали на зимней стажировке - написано ясно и чётко, что каждая вещь, которую ты проносишь в офис, должна соответствовать бизнес-сти-лю. Ты считаешь, что голубой цвет соответствует бизнес-сти-лю?

- А розовый соответствует? - вырвалось у меня. У Марико был ежедневник цвета клубничного милк-шейка с диснеевской Золушкой на обложке и ручка с перьями, но громилу это не смущало.

- Да как ты смеешь мне перечить! - заорал Сайто. -Ты первогодка. Ты должна беспрекословно подчиняться инструкциям. Где твои манеры? Ты ничего, абсолютно ничего не умеешь! Ты даже не справилась с выбором ежедневника! Как можем мы поручить тебе серьёзную работу, если ты не понимаешь, что ежедневник должен быть чёрным или коричневым? Я сегодня доверил тебе Францию и Великобританию. Эти два рынка предполагают большую ответственность. Я начинаю сомневаться, что они тебе по зубам.

Мечты о менеджерском значке начали рушиться.

- Ты можешь ничего не знать! Никто поначалу ничего не знает. Но ты должна изо всех сил стремиться стать настоящим салариманом, ты должна изо всех сил стараться обучиться бизнес-манерам. Где твои бизнес-манеры? Ты должна быть благодарна мне за то, что я тебе объясняю, что ты делаешь не так. Многие начальники не удосуживаются указывать подчиненным на промахи, и к чему это приводит? Бескультурье... - он бросил неодобрительный взгляд на Шам-пэйн, которая жевала жвачку и накручивала пепельный локон на указательный палец - стразы на длинном нарощен-ным ногте посылали солнечных зайчиков прямо в глаз громиле, - бескультурье приводит к тому, что компания терпит убытки. На переговорах никто не будет воспринимать всерьёз человека с голубым блокнотом. Никто. Сделку закроет человек с чёрным блокнотом или, на худой конец, с коричневым, даже если наглец с голубым предложит лучшую цену. Внешний вид и манеры - это самое главное в продажах!

- Но почему вы придираетесь только ко мне?

- Что ты мне перечишь? Я тебя спрашивал? - казалось, что от его ора затряслись сейсмоустойчивые стены Птичьей башни.

- Простите мне мою бестактность, - я согнула голову в поклоне.

- Ничего, ничего, мы вылепим из тебя настоящего салари-мана, как бы тяжело это ни было. Итак, с сегодняшнего дня ты ответственная за Великобританию и Францию. Как я думаю, ты уже знаешь, разница во времени с Парижем составляет восемь часов, а с Лондоном - девять. - Сайто посмотрел на часы, висевшие на стене. Они показывали четверть шестого. - Парижский офис открывается в шесть по Токио, а лондонский в семь. Понятно?

Он испытующе смотрел на меня. Я кивнула.

- Да, всё понятно, - ответила я.

- Почему ты не записываешь то, что я тебе говорю? - проорал Сайто. - На что тебе твой кричащий голубой блокнот, если ты ленишься записывать инструкции и рекомендации вышестоящих? Разве тебя не научили на зимней стажировке, что когда тебе что-то говорит начальник, ты должна это записывать? Или ты считаешь себя особенной? Ты самонадеянно полагаешься на свою память? Ты так уверена в себе, что думаешь, что память никогда тебя не подведёт?

Выпад был неожиданным - Сайто застиг меня врасплох. Волна слёз подступала, а я чиркала трясущейся рукой по блокноту. Это позволяло мне опустить взгляд и не смотреть на громилу. Я слепо водила рукой вдоль страницы и кивала, повторяя:

- Простите. Да. Слушаюсь. Простите. Да. Слушаюсь. Париж. Восемь часов разницы. Лондон. Девять часов разницы.

Убедившись, что я достигла точки, с которой начинается послушание, он уселся обратно в кресло и занялся своими делами. Изо всех сил стараясь донести коромысло слёз до уборной, не расплескав ни капли, я вылетела в коридор. Первый раз у меня сдали нервы в стенах Птичьей башни. Я заперлась в кабинке и начала реветь. Я пыталась успокоиться, я пыталась глубоко дышать, но не могла собраться. Я отрывала туалетную бумагу кусок за куском, вытирая слёзы и сопли до тех пор, пока рулон не закончился. Я села на пол. Меня трясло. Часы показывали пять сорок пять. Еще пятнадцать минут. Надо продержаться всего-навсего четверть часа. Впереди два выходных, целых сорок восемь часов свободы. Я обмахивала лицо руками, чтобы снять красноту -из зеркала на меня таращилась алая морда снежной макаки. Еще четверть часа. Всего четверть часа.