Евгения Лавренова - Наклонная плоскость

«Вы искали ее?» «Искали, нету. В милицию подали, сейчас же иди домой, сволочь» «Да» — сказал Гриша и быстро собрался. Он сейчас не хотел говорить ничего Маше. Только сказал, потом все объясню и механически чмокнул ее в лоб. Простояв в пробке сорок минут, он начал плакать от отчаяния. Хотя он знал, что вряд ли чем-то поможет, ему надо было срочно попасть домой, надо было доехать и все исправить. Он не мог позвонить Варе и решил набрать тещю.

«Татьяна Сергеева — я еду. Что там?»

«Что там, вспомнил, блядь» — продолжала Татьяна Сергеевна немилосердно материться. «Что мы можем сделать? Все ищут. Варя ревет.»

«Почему, почему она оставила ее?» — спросил Гриша

«Потому, что нажралась. По твоим стопам решила пойти.»

Когда он доехал до квартиры, все говорило о катастрофе, в комнате были врачи скорой, они кололи что-то Варе, которая беспрестанно подвывала, по всей квартире были староверы — женщины в длинных юбках и неуместных головных уборах. Татьяна Сергеевна тоже одела ситцевый платок на голову и теперь с трудом отделялась от остальных. Гриша не знал, что ему делать. Все женщины, казалось, смотрели на него, как на прокаженного. Гриша не верил, что Татьяна Сергеевна могла всем рассказать подоплеку данного действа, однако взгляды их говорили об обратном. Наконец скорая уехала, и он смог подойти в Варе. Бледная, она вытянулась, как труп вдоль кровати и лежала, закрыв глаза. Гриша дрожжащей рукой взял ее за руку. Из Вариных глаз тут же потекли слезы. Татьяна Сергеевна шумно подошла и демонстративно отняла Гришину руку, села рядом сама и стала гладить Варю по голове. На Гришу же смотрела с картинной брезгливостью. Гриша попятился, чтобы уйти. Татьяна Сергеевна встала и, так чтобы было слышно даже консьержу, хлопнула дверью, а затем закрыла задвижку. Гриша прошел в детскую, там никого не было. Он решил спросить, где дети и пошел обратно. Он схватил ручку, дверь не открывалась. «Откройте, пожалуйста.» Ответа не последовало. Тогда Гриша стал с силой стучать, а потом и бить в дверь ногой. Он услышал голос Вари: «мама, открой.» Вышла Татьна Сергеевна и не меняя маски презрения сказала: Что надо, изверг? — кажется, она получала от этого удовольствие

«Где дети?» — спросил Гриша.

«Община пока взяла, тебе то что?» — ответила теща и с силой попыталась захлопнуть дверь. Гриша оперативно успел поставить ногу, и по ней пришелся мастерский тещин удар. Внутри что-то хрустнуло, Гриша выпучил глаза от боли и набрал воздуха, чтобы не заорать. Теща с интересом посмотрела на Гришу, затем вниз на ногу, и убедившись, что раздробленных органов на полу нет, своей маленькой ножой ловко задвинула Гришину ногу обратно в пределы коридора. «Мама, не надо.» — услышал он голос Вари, но ничего не изменилось. Дверь снова была заперта. В квартире было звеняще тихо. Он зашел в детскую. Давно он здесь не был, только если нужно было кого-нибудь одеть или взять что-нибудь. Он увидел огромного верблюда, которого сам подарил когда-то Матвею. У верблюда не было глаз, а из ноги торчал параллон. На полу валялся в пыли рисунок — та самая ваза, разрисованная Матвеем, с которой когда-то начались и кончились его занятия живописью с папой. В углу лежал пластмассовый шлем Саши и его сабля, замотанная скотчем. Рядом — не совсем чистые трусы Енисея. Гриша взял их, сел на пол и заплакал, утирая ими образовавшиеся сопли. Как же долго он не был дома, больше трех месяцев, гораздо больше. Теперь ему казалось таким счастьем, если бы сейчас все было просто, как раньше, все были бы дома, и можно было всем вместе пообедать или поиграть во что —нибудь и даже одевание детей теперь казалось ему каким то недоступным раем. Он знал, что это иллюзия, однако дал себе волю обманываться. Был уже четвертый час ночи, он ужасно устал и попытался лечь спать на детскую кровать. Тогда его стали преследовать образы Глаши. Глаша, его единственная девочка, где она сейчас? Он представил ее ручку, которая с силой сжимала, все что ни попадя. Может быть, сейчас кто-то отрезает ей эти ручки, а она плачет, плачет. Гриша стал стонать от страха, как в кошмарном сне. «Господи, помоги, Господи помоги, Господи помоги! Дай ей хотя бы умереть без боли! Дай мне умереть без боли. Я все сделаю, я все сделаю, что нужно! Я буду хорошим, хорошим, я все искуплю, только не отрезай ей руку, господи!» Гриша сполз с кровати, дошел до шкафа и быстро допил все то, что не успела прикончить Варя, шатаясь дошел до кухни, там закурил, вторую, его вырвало в мусорное ведро. Ну вот, пришла в голову мысль Грише напоследок, теперь можно и поспать.

В одиннадцать часов они все проснулись от звонка. Теща, как пантера выбросилась из комнаты, чтобы не дать Грише взять телефон и вновь почувствовать себя хозяином, но Гриша в силу молодости успел схватить трубку раньше.

«Сержант Григорьев: у вас пропала дочь?»

«Да, у нас, у нас» — ответил Гриша.

«По всей видимости девочка нашлась и сейчас она поедет в приемник-распределитель номер 15 по центральному округу.»

«Зачем в приемник, что нам делать?»

Гриша констатировал, что забота государства о детях со времен республики «Шкид» ушла далеко вперед. Приходили какие-то органы опеки, милиция, психологическая помощь, задавали идиотские вопросы, вроде того, как часто ваши дети едят доширак.

«Какой доширак?» Недоумевал Гриша. У меня, вон порш за окном, — говорил Гриша бравируя своей старенькой, но стильной машиной. «Порш, ковш» — я не знаю, не впечатлилась сотрудник опеки женского рода в сумашедшем платье цвета фукси с начесом.

«А жалобы на вас имеются. И не работаете вы. Где справка о доходах? И жена у вас с неустойчивой психикой, а еще у нас записано, что вы сектанты.»

«Сама ты сектантка» — чуть было не вырвалось у Гриши. Но он решил этого не говорить, а просто открыл ноут-бук и там страничку Википедии, в которой имелась статья про староверов.

Вот! — сказал гриша, указывая пальцем на начало статьи

«Что это вы мне свой компьютер под нос суете?» — искренне удивилась женщина. «Там в интернете вашем, чего только не напишут, маму родную продадут на органы. И не перекрестятся.»

Тетя оторвала от папки «Дело» свои ясные глаза и выразительно посмотрела на Гришу. Гриша опять сдежался, ласково улыбнулся даме в фукси и частично благодаря его сдержанности через неделю Глаша благополучно вернулась домой.

Алеша же домой не вернулся. На суде он не отвечал ни на какие вопросы, но постоянно смотрел на маму. И это дало повод Маше, которую обвинили во всех смертных грехах, рассчитывать на пересмотр дела. А пока ей разрешили видеть Алешу два раза в неделю под присмотром отца. Адвокат сказал, что шанс на выигрыш у них есть, пока же ее бывший муж заметно лидировал по количеству идиотских обвинений. В частности, в качестве обвинения фигурировал снимок, на котором Маша фотографирует на крыше голого мужчину. И хотя ничего страшного в нем не было, судьи решили, что настояшая мать не должна ходить по крыше с голым мужиком — у судей были свои преставления о материнстве.