Константин Минин - Своя правда

— Кто? — коротко спросил отец Максима, прослеживая взглядом за указующим жестом моей руки. И, весьма своеобразно поняв мой вопрос, пробормотал:

— А-а, он?! Он — урод! Но Вы не беспокойтесь так.

Мужчина слегка хлопнул меня по спине и заговорщическим тоном продолжил:

— Вон там камеру видите? На перекрестке. Его уже засняли и обязательно оштрафуют, — повысив голос, он продолжил. — Ну пойдемте же!

Мы свернули за угол, на улицу Весны, где, на небольшой парковке, недалеко от перекрестка, одиноко стояла зеленая «Нива». Он открыл ключом дверку со стороны водительского сиденья и, протянувшись через весь салон, отпер пассажирскую дверь. «Надо же, даже сигнализации нет», — подумал я, садясь в машину.

— Так значит, Фролов, это Ваш? — спросил он меня и, не дав мне времени удивиться его осведомленности, продолжил:

— Будем знакомиться. Я Васильев Павел Климентьевич.

«Не может быть!», — не поверил я своим ушам. Фамилия Васильев, конечно, вызывала во мне определенные ассоциации, хотя мало ли бывает однофамильцев. Но сейчас все сходилось, я действительно сидел в машине с прокурором города!

— А Вас? — коротко спросил он.

Ответить мне помешал телефон, зазвеневший в нагрудном кармане его ветровки. Привычным движением Павел Климентьевич вынул телефон из кармана и, прислонив его к уху, коротко рявкнул:

— Слушаю.

Следующие несколько мгновений я мог наблюдать удивительную метаморфозу, происходившую с его лицом. Суровые, угловатые черты смягчились, а тонкие губы растянулись в неровной улыбке. Спокойным, прерывающимся на время выслушивания реплик собеседника голосом он продолжил:

— Привет Толя!

— …

— Ну как там? Про моего что-нибудь прояснилось?

— …

— Значит сидит. Круто вы с ним.

— …

— Это понятно, что перестарались, как кстати того мудака зовут?

— …

— Да нужен он мне! Просто запомню. Что делать-то теперь думаешь?

— …

— Вы его допрашивали уже?

— …

— А второго?

— …

— Ну, ты уточни, что они наговорить успели, потом набери меня.

Он положил трубку обратно в нагрудный карман и изменившимся грубым голосом проговорил:

— Вы не ответили.

— Что? — приводя мысли в порядок, спросил я.

— Вас как зовут?

— Скориков Виктор Николаевич.

— Скориков? — пристально вглядываясь в меня, переспросил он.

— Да.

Поняв причину его сомнений, я продолжил:

— Сережа мне не сын. Я… Я друг семьи.

— Понятно. Можно на «ты»? — кивнув, спросил он.

— Да, конечно.

— Тебе подробности известны?

— Нет, я только знаю, что их арестовали.

— Задержали! — поправил он меня.

— Да какая разница.

— Большая!

Я не стал спорить, предпочтя сменить тему разговора.

— А Вам что-нибудь известно?

— Их задержали по подозрению в изнасиловании. Плюс там целый букет отягчающих обстоятельств! Потерпевшая прямо указала их в заявлении.

Я слушал и не представлял, что мне дальше делать, и самое главное, что говорить Нине.

— Так, значит, они изнасиловали…

— Не думаю. По крайней мере, в моем я уверен, а насчет Вашего еще разобраться надо.

Выяснять причины его уверенности в стойкости морально-психологических качеств сына прокурора мне показалось бесполезным, и поэтому я просто спросил:

— Их посадят? Что теперь нам делать?

— Вам? Вам, собственно, ничего. А вот мне потрудиться придется.

* * *

Уже несколько минут отец Максима, сидя за рулем автомобиля, мягким и дружелюбным голосом разговаривал по телефону со своим приятелем Толей. Сначала он просто слушал, несмотря на то, что до меня из динамика телефона доносилось ровное бормотание его собеседника, разобрать смысл фраз мне так и не удавалось. Дослушав до конца долгий монолог, он начал говорить громко и грубо, пересыпая свою речь нецензурной бранью и специальными терминами, о значении части которых я догадывался благодаря детективным сериалам, в обилии расплодившимся на нашем телевидении.

Закончив очередную фразу, он выслушал собеседника и коротко сказал в трубку:

— Подожди.

Оторвав телефон от уха, он спросил, повернувшись ко мне:

— Судимость есть?

— У меня?

— Да! — раздраженно кивая, сказал он.

— Нет.

— Работаешь где?

— В больнице, — выдавил из себя я и тут же поспешил исправиться:

— На скорой помощи.

— Врач?

— Да.

— Подойдет, — проговорил он бессмысленную для меня фразу, после чего вновь поднес телефон к уху и продолжил спокойным тоном:

— Поручителя я нашел.

Прокурор города сунул телефон в нагрудный карман охотничьей ветровки, повернул ключ зажигания и, неумело манипулируя педалью сцепления, выехал с парковки.

* Сергей *

У Натальи Николаевны был ровный разборчивый почерк, и читать его было удобно, но, возможно, от волнения, а возможно, от того казенного языка, которым был написан протокол, я никак не мог понять общий смысл написанного. Я читал отдельные абзацы, и написанное в них мне было вполне понятно, но собрать воедино общий смысл всего текста было выше моих сил.

После короткого стука дверь за моей спиной открылась, и низкий голос молчаливого полицейского объявил:

— Наталья Николаевна, Вас вызывает Анатолий Семенович.

— Сейчас?! — многозначительно подняв брови, с ударением на последний слог, переспросила она.

— Сказал срочно.

Она, нехотя, встала и, выходя из кабинета, сказала, обращаясь к вошедшему:

— Останься здесь.

Он, видимо, поняв ее просьбу буквально, остался стоять на месте, тупо впялив свой взгляд мне в спину. Читать стало еще трудней.

* Виктор *

Второй раз за день я находился в фойе городского отделения полиции, на том же месте, подпирая спиной все ту же стену. Павел Климентьевич забрал у меня паспорт и, приказав ждать здесь, скрылся в одном из кабинетов, понатыканных по обе стороны длинного темного коридора.

Бессонная ночь начинала давать свои плоды, и тягостная дремота плотным кольцом смыкала вокруг моей головы свои объятия.

Бродившие во мне мысли стали обретать плоть, перед моими глазами снова всплыл салон новой, все еще пахнущей конвейером «Нивы», и отец Максима, сидящий за ее рулем. Только теперь, повторно рассматривая этот автомобиль и его водителя, я подумал о том, насколько они не подходили друг к другу. Моя память вновь прокручивала передо мной наш путь в отделение полиции и наш разговор.

Неумело управляя автомобилем, он рассказывал мне о том, что Максима и Сергея (именно в такой последовательности он называл их имена) в данный момент допрашивают. Подробностей и результатов допроса он не знал, поэтому сильно нервничал, опасаясь, что они понарассказывают чего лишнего.

На протяжении всего пути он несколько раз высказывал уверенность, что предъявленное в отношении его сына обвинение по определению не может быть правдой. Мне это было неважно, и поэтому я не пытался выяснить причины его уверенности, к тому же высказанное его устами допущение об ошибочности задержания Максима, позволяло мне надеяться на то, что и в отношении Сергея могла произойти аналогичная ошибка.