Константин Минин - Своя правда

«А он не дурак, далеко не дурак», — с опаской подумал Миха.

— Теперь куда едем? — спросил Дима.

— На охоту, — коротко ответил Миха.

— На какую охоту? Мы же в Москву собирались!

— Бензина почти нет, деньгами разжиться надо.

— У тебя есть, где взять?

— Нет.

— И у меня нет. Что делать будем?

— Говорю же, на охоту едем.

— Отжать у кого-нибудь хочешь?

— Придется. По-другому никак, — со вздохом ответил Миха, заходя в очередной поворот, за которым длинной серой полосой протянулась широкая дорога, заполненная автомобилями, движущимися, как показалось Михе, во всех направлениях сразу.

Габариты — это именно то, что нужно чувствовать, этому невозможно научиться, это приходит с опытом. Миха, не имея требуемого опыта, то жался к правой обочине, пугаясь встречных машин, то выезжал на встречную полосу движения, объезжая невесть откуда появляющихся пешеходов. Он даже перестал жевать бутерброд с салом, заботливо приготовленный для него Димой. Вцепившись двумя руками в руль, Миха пробирался вперед сквозь не очень плотный городской трафик, все еще не решив, куда именно он едет.

— Смотри, Миха! Там Малой! — внезапно оживился Дима, тыча указательным пальцем в сторону тротуара на противоположной стороне дороги.

— Где? — переспросил Миха, боясь надолго оторвать взгляд от дороги.

— Да вон же, видишь? Идет!

Миха, проследив за жестом Димы, наконец, увидел спокойно шагающего по асфальтированной пешеходной дороге Сергея. Несколькими оборотами ручки он быстро открыл свое окно, свернул на встречную обочину и, резко затормозив, громко крикнул:

— Малой! Быстро прыгай назад!

* Сергей *

— А что Макс ментам рассказывал? — снова встрял в разговор Дима.

— Я не знаю. После допроса нас в камеру не отводили. Отпустили сразу. Я с ним не разговаривал. Его отец увез.

— Ну, ясно дело. Папаша его и отмазал, — продолжал Дима.

— Скажи, Малой, а тебя кто отмазал? — спросил Миха.

Не дожидаясь ответа, он сунул мне в руку оторванный ранее рукав, открыл дверку машины и, взяв с приборной панели небольшой ломаный кусок хлеба, откусил его.

Он ел молча, но его сосредоточенные, внимательные глаза, казалось, пытались силой вытянуть из меня правду, в которую я сам еще до конца не верил.

Конечно, Виктор вкратце успел рассказать мне историю моего освобождения такой, какой видел ее он, но я не был уверен в том, что его версия не была выдумкой, или, как минимум, в том, что он не преувеличил свою в ней роль.

Миха проглотил очередной кусок, Дима неловко переступил с ноги на ногу. Пауза явно затянулась, но я продолжал молчать.

— Ну, так кто этот неизвестный нам герой, который тебя освободил? — медленно выговаривая слова, повторил свой вопрос Миха.

— Я не уверен, но мне кажется, он нас двоих отмазывал, — сказал я, стараясь не глядеть на Миху, который, прежде чем отправить в рот последний кусок хлеба, все так же спокойно спросил:

— А ты ему кто?

Не поняв сути вопроса, я переспросил:

— Что?

— Я говорю, ты Максову отцу кто? Племянник, брат, друг, незаконнорожденный сын?

С этими словами Миха, еле заметно улыбнувшись, взглянул на Диму. Тот одобрительно хмыкнул и снова переступил с ноги на ногу, узлом скрестив на груди руки.

— Никто, — ответил я.

— Вот и я о том же, — задумчиво сказал Миха.

— О чем? — все еще не понимая, к чему он клонит, спросил я.

— Ты ему никто, а он тебя из ментовки вытаскивает. Так?

— Так, — кивнул я.

— Странно.

— Да нет в этом ничего странного! — вспылил я. — Что тебе странно?! Нас вместе с Максом задержали, мы вдвоем в камере сидели, нас допрашивали по одному обвинению, ну, и отмазал он нас двоих!

— Троих! — немного понизив голос и слегка прищурив глаза, как часто делают, когда на уроке подсказывают товарищу правильный ответ, сказал Миха.

— Что? — спросил я.

— Троих! — снова изменив тон, со строгой, в чем-то учительской интонацией, начал говорить Миха.

— Вас задержали троих: тебя, Макса и Даню. Макса, как мы выяснили, отмазал его папаша. Даня до сих пор сидит. А тебя кто отмазал? — повторил свой вопрос Миха.

Я чувствовал себя загнанным в угол и поэтому начинал нервничать. Гнев, смешиваясь со страхом, мешал мне продумывать фразы до конца, и вполне возможно, что в другой обстановке я ни за что не использовал бы избранную мной в тот момент аргументацию.

Отшагнув от Михи так, чтобы он не мог дотянуться до меня ни рукой, ни ногой, с усилием сдерживая истеричные нотки в голосе и перейдя на крик, я начал оправдываться:

— Кто меня отмазал? Тебе интересно, кто меня отмазал? — вопрошал я в пустоту.

— А зачем меня отмазывать!? Что я сделал? Я ничего такого не делал! Я посидел немного у тебя в гостях, а потом ушел домой! В чем здесь преступление? Меня отмазывать не от чего! Я Настю не трахал, это вы ее изнасиловали, это вас отмазывать надо, а не меня! Никто меня не отмазывал, потому что я ни во что не вляпался, я чист!

Миха, не стараясь приблизиться, смотрел на меня в упор. Скулы на его лице вздулись, а белые сжатые в полоску губы, казалось, старались спрятаться поглубже в рот.

На удивление спокойным тоном, растягивая слово «Воооот», Миха начал говорить, обращаясь сначала ко мне:

— Так вооот, что ты сказал ментам!

А потом к одному только Диме:

— Теперь я все знаю.

После чего сделал короткий шаг в мою сторону, с силой ударил сжатой в кулак рукой по крыше машины и продолжил, все еще обращаясь к Диме:

— Ты понял, почему его отпустили?! Он наплел ментам все это.

Говорил Миха, словно стараясь объяснить ему непонятный, но очень важный урок.

Я попытался перебить его, сказать им, что все было не так, но Миха не слушал. Он отвернулся от Димы и еще одним коротким шагом, вплотную подойдя ко мне, заорал:

— Ты сдал нас с потрохами, и тебя отпустили! Ты, сука, только и думал о том, как жопу свою спасти! Тебя отпустили! Ты рад! Тебе хорошо! Ты на свободе гуляешь! А мы с Димоном теперь должны прятаться! Мы должны уезжать, потому что ты нас сдал!

Боялся ли я в тот момент Михи? Не то слово. Я был в ужасе! Но, несмотря на это, где-то на границе сознания, я понимал, что вся эта сцена неспроста, что ему от меня нужно что-то другое, что-то, чего я еще не смог понять.

Я уцепился за эту мысль, и она, как ни странно, меня успокаивала. Я чувствовал, что он просто нашел повод завиноватить меня, и поэтому, вслушиваясь в его речь, я всеми силами старался уловить ту цель, ради которой он устроил этот спектакль.

* Миха *

В какой-то момент Миха почувствовал, что Сергей его больше не боится. Он все так же внимательно смотрел на Миху, все так же старался не шевелиться и ничего не говорил в ответ, но он еле заметно и, очевидно, бесповоротно изменился.

Сергей смотрел на Миху остекленевшими глазами, не выражающими ничего, кроме смутного отражения протекающей где-то внутри его головы сосредоточенной работы.