Чаплин - Подлива. Судьба офицера

Домой половину пути мы ехали молча. Я испытывал смешанные чувства. С одной стороны, мне было его жалко, а с другой, я понимал, что по-другому нельзя. Да и задолбали они со своими пьянками. И еще тогда я понял, почему стопроцентная гарантия.

Но у морпехов для Редькина было заготовлено еще много всяких веселых аттракционов. Об этом я узнал намного позже.

Например, «ванна молодости». Это когда арестанты ходили чистить выгребную яму и туалеты. Дело было зимой и сидельцы, одетые налегке, ведрами черпали эту парашу и чуть ли не купались в ней. Они были в дерьме с ног до головы и источали такой аромат, что пахло за версту. Мыться им особо не давали, да и некогда было. И самое главное никто не болел, потому что трудились. Как тут не поверишь в то, что труд сделал из обезьяны человека.

Или другое развлечение. У морпехов была своя взлетная полоса для транспортной авиации, и зимой ее надо было чистить каждый день по несколько раз. Для этих целей был сварен скребок. Но это скорее был не скребок, какими чистят снег везде в воинских частях, а щит от бульдозера. Если по уму, то его должны были волочить человек десять, но арестанты справлялись втроем-вчетвером, выдавливая из себя подливу. Потому что труд облагораживает и захватывает, когда за каждую остановку ты получаешь или «леща» или пендаль. И много, много других забав.

Отдых в санатории пролетел незаметно. И вот когда настал тот заветный час, и мы приехали за Редькиным, мы его не узнали.

Грязный с ног до головы, он так мироточил, что мы боялись к нему подойти. Было такое впечатление, что он сбросил еще килограмм десять.

Надо было видеть его лицо. Глаза сияли, слезы катились по щекам. Редькин был счастлив!

Он бросился меня обнимать и, заикаясь, твердил:

«Та —та —таварищ капитан третьего ранга, родненький. За —заберите меня отсюда! Я больше не буду»

И плакал, и плакал. Но это были слезы счастья. Мне тоже пришлось его приобнять, хотя от него так шмонило. Но что делать – воинское братство!

Он же – братишка!

Он проспал всю дорогу, хотя в камазе было довольно холодно. Но это был сон здорового, уставшего человека. Редькин стал человеком и действительно больше не пил.

Следующим был Петров. Ему тоже пришлось пройти эту суровую школу, но ему было уже легче. После Редькина он был морально готов. В последующие годы службы, одно слово «морпехи» наводило ужас на залетчиков. В санаторий не хотел никто. Им хватало рассказов Редькина и Петрова об этом славном месте.

Спасибо морская пехота и низкий поклон!

У меня в жизни есть одна страсть – это рыбалка. До недавнего времени это были спиннинг, поплавочная удочка, донка, но потом меня увлекла подводная охота. Я решил стать подвохом, то есть подводным охотником.

Дело было на Псковщине, у тещи в деревне.

К подготовке я подошел серьезно. Купил ружье, стрелы, пояс с грузами, ласты, маску. И самое главное, костюм для подводного плавания. Костюм самый простой, легкий – троечку, то есть толщина неопрена всего 3 миллиметра. Я был готов и полностью укомплектован.

Лето в тот год было аномально жарким, самое жаркое за много десятков лет. Помните, когда всю Москву заволокло дымом? Горели леса, поля и села. Вот в один из таких жарких дней, температура воздуха была за тридцать градусов, мы втроем пошли на подводную рыбалку.

Место выбрали всем известное на нашей реке. Это был перекат, переходящий в небольшую яму. Затем острова, протоки и плес. Там мы всегда ловили щуку на спиннинг, иногда попадались сомы и всегда много голавля. Было только одно неудобство – идти надо километров пять по лесной дороге.

И вот мы на месте. Мои напарники были в воде уже через минуту. Они охотились в плавках, у них ведь не было костюмов, а у меня был. Вода, как парное молоко, из речки можно было не вылезать до самого вечера. Но я то был крутой подводный охотник, поэтому я экипировался как положено, по полной схеме.

Охота началась. Подводный мир через маску – это удивительно! Когда я первый раз занырнул с маской ради интереса, это было еще до описываемых событий, то был приятно шокирован. Я даже не подозревал, что в реке есть такие здоровенные голавли и язи, килограмма по два, два с половиной, три. Это были просто махины. Ныряешь аккуратно под куст водорослей, а там стоит здоровый голавель (это по Псковски) или язь, и не один. Или проплывает стайка крупной плотвы или густеры. В общем, у нас в реке есть всякая рыба.

Вот и в тот раз мы плавали, наверное, часа три. Рыбы настреляли все, я меньше всех. Мне было непривычно в костюме.

Начали собираться домой. Идти далеко, а еще рюкзак вместе с грузами, рыбой и другой экипировкой весит килограмм двенадцать – пятнадцать. Но все довольные, с рыбой, тронулись в обратный путь.

Жара страшная. Пот течет ручьем, но я иду. И вот не доходя до дома где-то около километра, я чувствую, что перед глазами замелькали звездочки. Все вокруг закружилось, завертелось, сразу появилась одышка. Я понял, что начинаю терять сознание. Хриплю:

«Ваня! Возьми рюкзак. Я помираю»

Ваня подхватывает рюкзак, он самый молодой и здоровый, а меня под руки ведут до дома. Сознание я не потерял, но шел как пьяный в тумане.

А тут еще как назло, уже в деревне повстречался нам Кеша. Это деревенский мужичок, около семидесяти лет. Он стоял на дороге, руки в карманах и колотил правой ногой, то есть постукивал пяткой об асфальт.

«Копейка какая есть?» – спросил он. У Кеши как всегда горели трубы и ему не хватало на портвейн «Три топора». Встречаться с ним было очень некстати. Уже сегодня вся деревня будет знать, что я закупался в реке до полусмерти. Кеша был знаменитый деревенский сказочник и вступать с ним в разговор было чревато. Это могло растянуться на очень долгое время. Он мог вести диалог часами, главное, чтобы были слушатели. Самый знаменитый его рассказ, который покорил мое сердце, звучит так.

«Иду, б..дь. Гляжу, б..дь. Блястит, б..дь. Думал деньга, б..дь. Подхожу ближе, б..дь. Наклоняюсь, хвать, б..дь. Сопля, б..дь!!»

Поэтому не останавливаясь, меня протащили мимо Кеши.

Жена у меня не медработник, но любит это дело. Она, по-моему, знает названия всех лекарств, и от каких они болезней. Коротко меня опросив, и по моему внешнему виду, сразу был поставлен диагноз – солнечный удар и определена тактика лечения. А мне все плохело. Я сразу был затащен в самое холодное место в деревенском доме – в погреб.

И вот лежу я на земляном полу, среди варенья, компотов и маринованных огурцов с помидорами. На белых простынях, с мокрым полотенцем на голове и мне хорошо. Ступни, кисти рук и нижняя челюсть занемели, язык плохо ворочается. Иногда мне казалось, что жизнь вытекает из меня и чтобы не терять времени, я начал жене диктовать завещание: