Мари-Од Мюрай - Спаситель и сын. Сезон 2

Он написал на листочке свой личный номер телефона, протянул Самюэлю, и тот спрятал его в карман.

— Этот человек — твой отец. У тебя есть отец, — настойчиво повторил Спаситель. — Не ангел. Не демон. Человек. Кстати, его имя на греческом и означает «человек». Андрос.

Он подталкивал Самюэля к отцу. Но не обернется ли это опасной авантюрой? Кстати, об авантюрах: как там поживает Жово?

Жово старался понять, что из себя представляют обитатели дома на улице Мюрлен, где он приземлился. Старый вояка на свой лад влюбился в милую красотулю. Его трогали ее хрупкость и отвага. Глядя на нее, он вспоминал безусых солдатиков на передовой. И если удивился, что у нее дружок — чернокожий, то только в первую секунду. Такие, как Луиза, всегда выбирают не в свою пользу, выбирают тех, с кем будет нелегко. А Габен? Он что такое? Был бы хорош на военной службе, у него и рост, и плечи, не будь такой раздолбай. Такого не мешало бы малость взгреть для бодрости. Поль — малое дитятко, сынок своей мамочки, поэтому каждый волосок на его головенке священен. Лазарь хитер, как обезьянка. Нормально для негритосика, не в обиду ему будет сказано. На Алису Жово не обратил внимания, ее заслоняла от него Луиза.

Еще Жово занимал вопрос, чем станет для него подвал в доме на улице Мюрлен: надежным пристанищем на долгие годы или походным бивуаком? У кого об этом справиться? Баунти, он что, всерьез тут главный? На первый взгляд авторитет у него в подразделении нулевой. А вдруг он из тех военачальников, которые так управляют людьми, что его все только любят? Говорил же маршал Лиотэ [59] Лиотэ Юбер (1854–1934) — французский военачальник, маршал Франции, участник колониальных войн в Индокитае и Марокко. : «Я люблю, чтобы меня обожали». Вот и думай, как маневрировать с этим парнем. Это-то и был последний и самый главный вопрос.

В полдень Жово и Спаситель встретились в кухне.

— Я сварю вам кофе, шеф?

Спаситель отметил, что старый вояка встал у него на якорь. Он повесил маленькое зеркальце над раковиной, чтобы иметь возможность побриться, и купил большой кирпич хлеба и колбасу себе на обед.

— Я и бутерброд съем, — сказал Спаситель.

Он не знал, что Жово делает у него в доме, но тот обосновался — это факт. Спаситель ел и пил кофе молча. Ему нужен был островок тишины среди дня, заполненного беседами с пациентами. Жово изучал его исподтишка. Не мужик, а платяной шкаф, и при этом кроткий, как ягненок. Поев, Спаситель поднялся и скомандовал:

— Вольно!

Жово одобрительно усмехнулся. Док-психолог видит тебя насквозь, входит в мозги, как нож в масло. Вот уж кому не надо разрешать рыться в походном мешке.

Спаситель дошел по коридору до двери-границы и понял, что одной чашки кофе ему мало. Он вернулся и, войдя в кухню, увидел, что Жово закурил вонючую сигаретку.

— В моем доме не курят.

— Есть, шеф, — отозвался Жово и загасил сигарету в тарелке.

Спасителю не хотелось обидеть старика, и он прибавил:

— Вы можете курить на веранде.

«Все-таки слабак», — решил Жово, когда Спаситель ушел.

Маленьким хомячкам исполнилось десять дней. К сожалению, их было все так же семеро. У них уже обозначились веки, но глаза были затянуты пленкой, так что они походили на крошечных злодеев, натянувших на голову нейлоновые чулки. Они стали покрываться пушком, кто бежевым, кто бронзовым, кто золотистым. Крошечными розовыми лапками они вслепую хватали зернышко кукурузы или семечко подсолнуха и мусолили его. Если мамаша покидала гнездо, они пищали, призывая ее обратно. Она возвращалась, не слишком-то довольная, и расталкивала малышей, уча их хорошим манерам. Смотреть на них было забавно, и Спасителю вспоминалась фраза, которую он часто слышал: «В этом возрасте они становятся интересными». Так говорили и о младенце, который улыбался ангелам в небесах, и о школьнике, который усвоил согласование времен. «А когда я показался интересным своим родителям?» — задумался Спаситель. Его усыновила немолодая белая супружеская пара, подсказавшая его умирающей после родов матери назвать его многозначительным именем — Спаситель. Бландине он дал совет не брать на себя больше, чем ей положено по возрасту, но сам, словно предчувствуя, что ему пригодятся широкие плечи, рано начал заниматься спортом, развивать мускулы.

— Бландина?

Девочка дремала, сидя на стуле. Она со вздохом открыла глаза и поплелась в кабинет, волоча по полу ранец.

— Я вижу, ты в отличной форме, — заметил Спаситель, которому и предназначался этот небольшой спектакль.

Бландина достала из кармана начатый пакетик с жевательными мармеладками и — вот уж вызов так вызов! — протянула Спасителю. Спаситель покопался, объявил «крокодил» и отправил его в рот. Бландина тоже поискала, сказала «медвежонок» и тоже стала жевать. Жуя, они смотрели друг на друга.

— Ну, все, как я думала, — сказала Бладина небрежно. — Сестра в больнице.

Спаситель чуть не подавился крокодилом.

— Что с ней? Снова вскрыла вены?

— Не, теперь наглоталась таблеток. Опустошила всю аптечку.

— Когда?

— Прошлой ночью.

— С понедельника на вторник? Значит, у вашего отца?

— Это всегда бывает у отца, — вздохнула Бландина, как будто с Марго это случилось в десятый раз.

— Сделали промывание желудка?

— Не, за ней присматривают. Она много спит.

— А кто вызвал скорую?

— Как ты думаешь?

Бландина снова протянула мармеладки психологу. Он вытянул конфету и сказал «яичница». Бландина вытянула смурфика.

— Если можно, расскажи поподробнее, — попросил Спаситель.

Бландине ночью не спалось. Она пошла в туалет и, проходя мимо комнаты сестры, услышала странные звуки. Вошла, зажгла свет.

— Она лежала поперек кровати, свесив голову, и… Она… В общем… фу…

Ее рвало? Бландина не захотела уточнять. Она пошла к отцу и разбудила его, а он сначала велел ей идти спать.

— Мне пришлось орать ему в ухо: «Марго умирает!»

К Бландине вернулась присущая ей живость, и она в лицах изобразила сцену. Отец подскочил как ужаленный, оттолкнул ее и, шатаясь, побрел к Марго.

— А потом как обычно: скорая, носилки, сирена, — заключила Бландина.

Спаситель не мог прийти в себя. Письмо Марго было в самом деле прощальным письмом самоубийцы, а ее младшая сестра следила за ней до последней минуты, пока она не попыталась покончить с собой. Сколько будет еще попыток? Опять будут рассуждать о ПС, говорить: «Это крик о помощи» и даже: «Она хочет привлечь к себе внимание». Бландина ела конфеты одну за другой, и Спаситель сделал ей знак: оставь и мне тоже.

— Черт, опять крокодил, — сказал он, почти всерьез огорчившись.

— Поменяй. Хочешь, возьми бутылку коки.

— Спасибо. Я загляну вечером в больницу, навещу твою сестру.