Анатолий Новиков - Календарные дни

Конторский служащий с утра до ночи собирал цифры и факты о чужом овеществленном труде. В бумаги установленных образцов вписывались и впечатывались сведения о вспаханных и мелиорированных гектарах, выработке на эталонный трактор или комбайн с усредненным механизатором, об урожайности зерновых и корнеплодов — запланированной и реальной, о надоях и привесах крупного и мелкожующего скота, о количестве истребленных грызунов, вывозке на поля торфа и навоза, о выпадении осадков и направлении ветров. В формуляры более вольного образца заносились мелочи жизни: потучнение или истощение капустной тли, места обитания кровососущих, миграционные тропы жуков-бомбардиров и муравьев.

Неважно, что себестоимость центнера ржи или молока де-факто фантастически возрастала за счет армии конторских паразитов, — каждый из них по функциональным обязанностям числился тружеником и защитником народных интересов. И ничто уже не могло укрыться от бдительного ока всевозможных контролеров, ревизоров, инспекторов, референтов, несущих в улей всеобщей сводки частицу районного взятка.

Всякую всячину собирали и раньше, однако молва приписывала изобретение всеобщей отражающей сводки именно грачевским учрежденческим мыслителям. Да и совсем недавно некий грачевский администратор в полемическом бреду выкликнул на общественном форуме фразу, поразившую всех лаконичностью и мудростью.

— Дайте мне точную сводку! — пламенно воскликнул оратор. — Точную сводку — и я переверну Землю!

Темпераментный грачевец первым предложил использовать сводку в качестве и н с т р у м е н т а познания и преобразования мира.

Временное утеряние важного — не то чтобы уж совсем стратегического, но к тому близкого — документа породило субординационную меланхолию и разжиженность в грачевской среде. Прежде бодрый служащий приуныл. В поведении его ощущалась та растерянность, которая случается в кочующих птичьих стадах с гибелью вожака или ветерана перелетов.

Как стало известно позднее, обитатели райселения тревожились напрасно. Всеобщая сводка не пропала. В разгар паники она покоилась на огромном красном столе с множеством телефонов. Кабинет принадлежал главному администратору района Николаю Парамоновичу Смаконину — крупному озабоченному мужчине лет сорока семи с волевым лицом. Даже во сне, по свидетельству очевидцев, лицо его хранило выражение вселенской озабоченности. Днем и ночью Смаконин высматривал мир требовательно и исподлобья, улыбаясь в чрезвычайных случаях. Правда, природа не лишила его ведомственного чувства сатиры, насильственно скрещенной с юмором. Это ему принадлежало крылатое выражение: «больше телефонов — короче жизнь».

Николай Парамонович Смаконин вел, по примеру предшественников, кабинетно-стратегический образ жизни. Ежедневно товарищ вглядывался с высокого должностного стула — как некогда олимпийцы — в очередную сводку, изучал истребованные справки, а затем раздавал оперативные распоряжения и приказы, назначал реформы и реконструкции. По его хлопотам в районе воздвигали самый большой в республике молочный комплекс по промышленному производству молока, всех доярок стали обзывать операторами. Первая партия валютных коров сдохла от систематического голодания — предприятие построили, ради экономии, без кормоцеха. Дойному гурту пастбища не предусматривались — фуражные головы обязаны были круглый год питаться высококачественными рационами под крышей общежития. Но когда кормоцех выдернули из обращения, сберегая треть миллиона, местные буренки, привыкшие ко всему на свете, и капризные голландки навечно почили у пустых кормушек. На обновление стада вырвали у родного отечества еще четыре миллиона рублей. По причине массового падежа телят, заключенных в железобетонные казематы, сгинуло еще миллиона полтора.

В продолжение эпопеи получения дешевого промышленного молока горожане, не ведавшие ни об отцовской заботе Смаконина, ни о пропавших миллионах, пользовали порошковое молоко и в больших дозах потребляли мясо невинных креветок и кальмаров чуть ли не пермского геологического периода.

В кабинете присутствовал и ведущий специалист по извлечению сельскохозяйственных продуктов из земель и стад района Федор Федорович Стык — чрезвычайно тощий человек с сердитыми щеками. Вид его демонстрировал всю тяжесть вытягивания пищевого довольствия для неблагодарного грачевца из суглинков и полуголодных животных.

Командиры региона бдительно изучали цифры, разнесенные по графам. Рвение объяснялось тем, что по внезапному звонку из области истребовали ясную и полную картину по наличию молока и мяса. Конечно, руководители могли сгонять по хозяйствам или пригласить в кабинет специалистов для дачи показаний. Но они были твердо убеждены, что самая объективная картина районных будней и праздников отражена во всеобщей сводке.

— Гляди-кось, Федор Федорович! — вскричал Николай Парамонович, и уши у него побагровели от праведного гнева. — Опять председатель колхоза «Расцвет нашей жизни» Пятаков доится на сто граммов молока меньше, чем в аналогичный период прошлого года. Чего это с ним? Ведь режет средний показатель под корень!

— Отцовским волнением только объясняю, товарищ Смаконин, — пояснил Стык, разглядывая через очки мизерные цифры. — Дочь с мингрелом из наемной бригады бежала. Прямо напасть — десятая девка из хозяйства вырывается на кавказские рельефы или куда поположе. То ли грузин сладкий какой пошел, то ли девахи с последнего ума спрыгнули, пока местный селянин в загулах и делах вертелся?

— Опосля кислухи, какой четверть века мужика изводим, враз исчезают первичные и вторичные признаки! — хватанул из доступной сексологии Смаконин, сам, некстати, лично санкционировавший возгонку и закуп портвейнозаменяющего пойла в любезном районе. — Поневоле сбежит девка из отчего края!

— А вот козюковцы опять всех опередили! — не удержался от административного одобрения Смаконин, любовно наглаживая отчетность. — Который год надаивают больше всех в республике! Надбавляем им от достигнутого, планируем несбыточное — знай себе перевыполняют! Вот у Пятакова зимой и летом козьи удои — по полтора литра всего. А козюковцам ничего не стоит взять от животного полтора ведра — тридцать литров почти.

— Козюков и выручит район по молоку, молодчина эдакая! — поддержал главного администратора товарищ Стык, однако с повинной интонацией в одобрительной речи. — Неловко, конечно, вспоминать, но за два последних десятилетия мы впаяли Козюкову тридцать семь строгих выговоров за срыв сводки по кормам и тому подобным непослушаниям.

— Быть не может! — сердечно оживился Смаконин. — Это ж по скольку в месяц набегает?