Евгений Мороков - Отчаянный марафон

В столовой все было уже готово. Два ряда из четырех-пяти столов, набитых едой и алкоголем. Старики расположились на одном ряду, а молодые и кто считал себя таковым — на другом. Со мной рядом сидел родной дядя, который был на семь лет старше меня. Он постоянно обновлял рюмки, наливая до самых краев. Пить полными рюмками мне никогда не нравилось, приходилось делать два омерзительных глотка, правда, ко всему можно привыкнуть. После третьей я привык.

В зале стояла гробовая тишина, самая подходящая музыка для таких мероприятий. Вилки, ножи, ложки иногда играли на поверхности, создавая мрачную симфонию. Через тяжелые шторы пытался пробиться свет, но ткань, как щит спартанца, спокойно отбивала все атаки. Тусклая душная комната пропитана пылью и запахом отвратительной еды. Этот запах встречается только в столовых и детских садах. От него меня коробило. Помучив кусок белого куриного мяса с двумя салатами и пюре, пальцы рук оставили вилку в покое. Брезгливость могла появляться во мне из-за запахов, людей, сидевших за одним столом, грязной посуды и всеобщей атмосферы. Аппетит не появлялся, а закусывать стоило. Набрав в чистую тарелку фруктовой нарезки, запихивая ее в рот, мы продолжили пить.

Костя, казалось, был единственным человеком, кто по-настоящему знал покойного. Они все детство провели вместе, их родители также все детство детей провели вместе, распивая дешевое пойло в гниющих домах. Костя держался за жизнь, он хотел покорить ее, доказать этому миру, как тот был несправедлив к нему. Закрыв глаза на свою пьющую мамашу (отца он потерял, когда начинал делать первые шаги), Костя зарабатывал деньги, обрывая по ночам персики в садах, охраняемых колхозом, после тащился на вокзал, бегал по перрону за уходящими вдаль поездами, продавая фрукты, покупая еду. Он окончил школу, затем колледж, при этом работал не покладая рук, упорно преследуя цель — быть таким, как все: завести собственную семью, стать прекрасным отцом, купить дом, ходить на любимую работу. Он мечтал о стабильности, которая у многих есть с рождения.

Костя разливал теплую водку крепкой уверенной рукой. Скромное кольцо на руке, мелкие морщины на лице, легкая седина в уже поредевших волосах, хорошая рубашка и автомобиль на стоянке говорили о том, насколько сильный этот человек. Он сумел стать тем, кем так давно мечтал оказаться. У каждого человека свое счастье, но добиться этого счастья одинаково трудно для всех. Мы выпили еще по одной, затем вышли покурить. Голова начинала подводить, легкое опьянение погружало меня на дно, поэтому, когда открылась дверь и свет стрелой выстрелил в глаза, координация стала подводить.

— Да-а, — протянул он, — вот и нет с нами больше его. — Костя достал сигарету, прикурил и передал мне зажигалку.

— Ага, печально все это. — Такие темы всегда прижимали меня к углу ринга. Этот спарринг я проигрывал.

— Он не слушал меня. Понимаешь? Я постоянно твердил ему, чтобы он прекращал пить. Да что толку? Надо было не разговорами помогать, а делом. Хотя его родной дядька, приезжая раз в неделю, дубасил его так, что он потом несколько дней не мог выходить на улицу, — Костя взглянул на меня в поисках ответа, я сделал несколько горизонтальных движений головой в знак негодования. — Ну, бил он его, а что толку? Витя убегал из дома, когда тот приезжал к ним. — Он закурил еще одну, мне тоже пришлось разоружать свою пачку.

— Никто не может исправить человека, какие бы попытки ни предпринимались. А если он этого захочет, значит, он сам себя и исправил. — Я задумался над своими словами: неужели и вправду никто не может изменить жизнь другого человека? При желании все всегда можно оспорить или убедить себя в чем угодно.

— Мы с ним все детство провели вместе. Да, мы выпивали. Кто не выпивал в старших классах? — Я кивнул головой, вспоминая школьные годы. Самые глупые и безмятежные времена. — Что за дурную жизнь он выбрал? В двадцать семь умереть от открытой язвы. Умереть от алкоголя. А сейчас мы пьем, поминая его. — Это показалось забавным, я не смог скрыть легкой ухмылки. Мы решили вернуться обратно.

— А ты многих знаешь людей, которые сидят за столами?

— Нет. Старики вроде бы соседи по улице, а мужики — местные пьяницы, я не уверен даже в том, знали они Витю или нет. — Такова реальность нашей жизни. Говорят, человек умирает тогда, когда люди лишаются воспоминаний о нем. А что делать, если и воспоминаний о тебе не осталось? Ты при жизни никому не нужен и после смерти о тебе никто не знает.

Алкоголь бил в голову, люди начинали прерывать молчание. Мы уселись на стулья, один из них захрипел. Тарелка стояла пустая, сегодня ей никто не будет пользоваться. Несколько бабуль уже собирались на выход. Женщины суетились, набивая одноразовую посуду едой, конфетами и печеньем.

Левый край заиграл цветами праздника. Четыре мужика нашли свою кондицию, как стрелка компаса находит нужный полюс. Они не стеснялись своего баса, выражений, жестов, отдаваясь в плен алкоголю. Они коснулись края, когда их рюмки зазвенели в радостном чоканье. Этого Костя уже не мог терпеть. Он сдержанно встал, отодвинув стул, и с багровым лицом ровным шагом направился к ним. Их небритые пропитые лица выдали удивление при виде хмурого человека, отвлекающего головы от веселья. Они желали только бутылку, ничего большего, никто из них, видимо, не помнил уже, почему находится здесь. Да и какая разница? Все равно это ничего не меняет. Костя держался хорошо. Несколько замечаний утихомирили бойцов на определенное время. Мы всё пили и пили, обновляя рюмки одну за другой. Люди расходились, прихватив с собой немного угощений.

— Послушай, — Костя был уже изрядно пьян, — неужели мы все так закончим? — Рюмка держала курс на самое дно желудка, а я не знал, что ответить.

— Не знаю, Кость. Даже не могу представить, как все закончится.

— Мы столько времени провели вместе с ним. Это мой брат, он жил, дышал, ходил, а сейчас его нет. Это часть меня, которую больше не вернуть. Поверь, если бы я мог, если бы я только мог, то все исправил, — круглые зеленые глаза покрывались коркой соленой слезы.

— Ты не виноват. Какой смысл так думать? Если хочешь держать внутри себя вину, тогда обвиняй всех. Мы все в этом виноваты. — Я находился не в своей тарелке, все это чуждо мне. Я не знал человека, лежавшего сегодня в могиле, не знал этих людей, не знал законов жизни, правил судьбы. Алкоголь горел внутри меня, приказывая сбежать отсюда.

— Давай выпьем еще по одной. — Отказаться нельзя. Еще одна доза горючего вошла в желудок.

Люди продолжали расходиться по домам. Кусочки чего-то целого разбивались. Что-то навсегда исчезало с уходом этих лиц. Человек становился призраком, а затем — скользящим по миру воздухом. Я уже и сам не понимал, почему нахожусь здесь. Отвращение вместе с тошнотой подкатывало к горлу. Остались только мужики и парочка родственников. Один из героев взглядом провел разведку, понимая — скоро придется уходить. Он спрятал начатую бутылку за пазухой. Они дали старт оперативной работе, нагружая глубокие карманы. Возможно, кто-то еще обратил на это внимания, но иногда нужно закрывать глаза на определенные вещи. Мне не удалось этого сделать. Я встал, голова закружилась, оперся на стул — все хорошо. Главное — держаться ровно, идти уверенно.