Евгений Мороков - Отчаянный марафон

Маленькая девочка с пакетом зашла в тамбур, открыла железную дверь между вагонов и шмыгнула туда, за ней ее рок-коллектив. Оставалось проехать еще три станции, ноги гудели, меня клонило в сон. За окном полумрак, город только просыпался, а люди в машинах уже успели создать пробки. Снег прилипал к стеклу, превращался в капли, затем скользил вниз, напоминая дождевых червей. Стрелки на часах падали на пятнадцать минут восьмого, скорее всего, снова опоздаю на работу. Две электрички по утрам — слишком тяжелое испытание для меня. Внутри печки работают на максимум, горло пересыхает, как забытый небесами горный водоем. Воротник пальто начинает натирать шею, от этого никак не избавиться. Прислоняюсь лицом к стеклу, такая приятная прохлада, жаль, ее не передать всему телу.

Первые глотки воздуха ободрили меня, забрав с углекислым газом легкое головокружение. Я перешел на Ярославский вокзал, занял очередь в кассу, пробивая мелочь по карманам. Кассирша протянула мне билет и три рубля сдачи, я искал табло с расписанием электричек и увидел, как два мужика натаптывают круги в центре площади: «Отвали, да отвали ты от меня!» — кричала жертва в темно-синих спортивных штанах, кроссовках Аdidas и бело-синей куртке Boscо. Он убегал от местного бомжа, торчащего здесь сутками, зарабатывая на жизнь протягиванием руки. В этом ему способствовала его наглость и упорство. Картина выглядела довольно забавно: приличный мужик, убегающий задним ходом от пьяного бомжа, а тот пытается достать его своими боковыми. Люди невольно замыкали круг, наслаждаясь комедией, кто-то крикнул: «Да влепи ему правый хук, да он рухнет, чего ты с ним играешься». Удар, затем еще один — бомж словно ничего не почувствовал, он даже не сбавил темп. До отправления электрички оставалось две минуты. Пришлось оставить это шоу.

Прошел через турникет, окруженный бездомными и сонными охранниками, те, в свою очередь, прятали вторые подбородки в вороте бездонных курток. Одна из самых скучных работ. Охранники, подобно псам на привязи, — могут только лаять.

В тамбуре последнего вагона уже толпились торгаши с телегами и забитыми сумками. Головы людей, как поплавки на гладкой реке, раскинуты по всему периметру. Я сел на свободную лавочку, обитую потрескавшейся тканью, напоминающей свиную кожу. Тепло из печки под лавкой заставило меня расстегнуть пуговицы пальто и приникнуть к окну. Поезд тронулся, началась жизнь внутри этого маленького мира. Торгаши выстроились в очередь, каждый ждал своего выхода в этом убогом представлении.

Чай, кофе, батончики, чипсы, стеклорез, отвертки, ножи, открытки, игрушки, книги, футболки — все это блуждало по вагонам в поиске свободных денег. За шесть месяцев постоянной езды в электричках я понял, что самый ходовой товар — это детские игрушки. Бабули раскидывали уши, доставали кошельки в поисках заначки, задавали один-два вопроса, затем прощались с купюрами, оставляя у себя дешевую китайскую безделушку. Они спасали всю эту систему своей щедростью, любовью к внукам, желанием их обрадовать.

После торгашей вышел высокий парень в квадратных очках. Неловкость выпячивала под кожей, насыщая ее яркими красками. Он достал с рюкзака колонку, проверил микрофон и включил мелодию, состоящую из скрипки и пианино. Небольшая подготовка. Я надеялся на бездарную песню, но в ход пошли стихотворения:

После первого выступления кровь ударила в юную голову, он продолжил читать дальше. Я и не заметил, как уснул под звуки плачущей скрипки. Волна горячего воздуха прибила меня, унесла далеко от крикливых чаек и бакланов в конце вагона, от поэтов и музыкантов, от духоты и вони. Открыв глаза, не мог понять, какая станция передо мной. Жалкие попытки увидеть знакомый торговый центр, автобусную остановку, светофор — хоть что-нибудь. Двери закрылись, поезд набирал обороты. В окне напротив появился торговый центр, ожидающий моего прихода, на светофоре горел красный свет, а люди забивались в автобусы. «Черт, как так?» — с этой мыслью я выбежал в тамбур. За окном играла метель, покрывая пустые улицы снежными зернами. Белоснежные облака прятали уставшее солнце, давая ему возможность еще немного подремать.

Мы пролетели станцию Строитель, даже не сбавив ход. Следующая оказалась Челюскинская, но что-то мне подсказывало, что ее мы так же пролетим, как и прошлую. В тамбуре открылась дверь, высокий худощавый мужик с двумя огромными сумками пробивался в вагон.

— Извините, молодой человек, вы не знаете, какая следующая остановка? — Он посмотрел на меня с высоты птичьего полета, обдумывая односложный ответ. Черная шапка прятала его волосы и лоб, оставляя небритое лицо с большими впалыми глазами и редкими бровями.

— Пушкино. — Он отвел взгляд, вскрыл двери в надежде лишиться через несколько минут тяжкого груза на плечах. Мне ничего не оставалось делать, как смириться и ждать. Небольшие перроны на мелких станциях держали при себе несколько человек. Я представил, как им тяжело стоять под ударами колючего ветра, и обрадовался плюсовой температуре в закрытом ящике.

Бездушные турникеты пропускали только по билетам, рядом стояли охранники, контролируя бесперебойную работу техники. Я попытался объяснить одному из хранителей порядка произошедшую ситуацию. Он слушал и кивал головой, затем указал на автомат по продаже билетов. Все опираются на правила и законы, лишая себя человечности. Восемьдесят три рубля стоил билет. Я слышал, как металлическая свинья хрустит потрепанной соткой. Через несколько секунд он выблевал билет, оставив себе сдачу.

— Эй, ваш ублюдский автомат не отдал сдачу! — Охранник отлип от рации, устремив на меня взгляд. — Я ему сотку дал, а он решил оставить все себе. Решите эту проблему.