Евгений Мороков - Отчаянный марафон

— Алло, привет. Ты где? — Музыка на заднем плане губила всю красоту ее голоса.

— Собираюсь спускаться в метро.

— Через сколько будешь?

— Полчаса.

— Хорошо, мы тебя ждем. Я заняла тебе место. Будешь сидеть рядом со мной?

— А у меня есть выбор?

— Нет конечно, — она ребячески засмеялась, так чисто и естественно. — Всё, я тебя жду. Целую.

— И я тебя целую.

Я положил телефон в карман, в голове звучал ее смех, в глазах играла ее улыбка. Смех — это единственное, что не меняется с возрастом. Единственное, что остается у нас с малых лет.

Две станции до Чистых прудов сопровождались ядовитой вонью бездомного, отдыхающего в левом углу вагона. Люди теснились, пытались продвинуться в правую сторону, оставляя левый угол пустым. Изгой общества, один среди сотен людей. Никто не борется с грязью, все сторонятся ее. Мне захотелось сесть напротив него, посмотреть на других со стороны, но что-то внутри меня боролось с этим желанием. Возможно, это страх перед остальными или отвращение к этому мужчине. Я выл от нерешимости, от ужаса перед самим собой. Мне хотелось утереть нос людям, презиравшим такого же человека, как и они. Мир погряз в предрассудках и отвращении к людской сущности. Никакого равенства нигде и никогда не существовало. Иллюзия, пелена, созданная, чтобы удержать народ от бессмысленных бунтов в своем сердце. Двери открылись, станция Чистые пруды, а я так и не решился.

Газ в зажигалке закончился, мне пришлось просить огня у прохожих. Около метро это сделать не так просто, как казалось на первый взгляд. Все куда-то спешили, что-то слушали, с кем-то говорили. Я не успевал озвучивать просьбу, а голова уже выдавала движение по горизонтали. В итоге огонь одолжил патрульный, с условием, что моя тушка будет находиться на расстоянии десяти метров от входа в метро.

«Современник» выпускал людей с очередного спектакля. Яркие платья, дорогие меха, собственные машины и ожидающие такси. Все это выглядело броско на фоне остальных человеческих тел, разодетых в скромные пальто, серые куртки, теплые шапки, вязаные шарфы. Огни фонарей резали глаз, серая толпа невозмутимо переходила дорогу и двигалась в сторону общественного подземного транспорта. Еще несколько минут назад спектакль объединял все человечество, удерживая его одной игрой, музыкой, декорациями. Но на выходе всех встретила реальность жизни. Это одновременно прекрасно и печально, когда толпа становится на одну ступень друг с другом, когда есть вещи, уравнивающие нас по отношению к кому-либо. Сейчас это театр. Неважно, на каком ряду ты сидишь, плевать, во что ты одет, набит ли у тебя кошелек, ожидает ли иномарка на выходе, главное — это то, что вам дали. Игра актеров для людей, а не для отдельных личностей. Печально лишь самомнение человека, поглощающего все вокруг себя. Слишком многое слепит нам глаза, чтобы понять, что все мы люди.

Я прошел новомодную библиотеку с панорамными окнами, таких библиотек разместилось около семи по всей Москве. Просторные читальные залы, компьютеры, Wi-Fi, большие книжные шкафы и место у окна, для самых стильных ребят нашего времени. Творчество в таких местах не рождается, оно копируется. Выставляется напоказ как нечто новое, тонкое и изощренное, подпитывая самооценку создателя. Так мы и становимся не такими, как все. Решая, будто мы исключение, избранные, новаторы, бунтари, а на самом деле выдаем всю ту же кучу дерьма, только пользуемся новым освежителем воздуха.

Навстречу мне двигалась девушка, неуверенные маленькие шаги, опущенная голова, на которой повис капюшон с искусственным мехом. Свет фар проезжавшей машины ослепил глаза, я замедлил шаг.

— Привет, Максим, — раздался мягкий, знакомый голос.

— Привет, Юль. — Неприглядная, скромная девушка двадцати пяти лет являлась моим первым менеджером. — А ты чего так рано уходишь?

— Меня муж ждет, надо ехать, — она улыбнулась, но радости никакой в ее зеленых глазах не появилось.

Мы разошлись, как машины на автостраде. Юля уже восьмой год работала в компании, успела за это время окончить университет, купить машину, квартиру и выйти замуж. Для полного счастья не хватало декрета, но и он был не за горами. Такие люди всегда будут оставаться основой человечества. Если Бог и создавал нас, то кого-то он создавал для жизни, а кого-то для безумия. Мы не можем быть все одинаковыми, как и не можем быть разными. Правда, настоящих психопатов слишком мало, поэтому шестеренки работают исправно.

Мы просиживали уже второй час в полупустом кафе. Азиатская кухня не привлекала меня. Второй бокал свежего пива подходил к концу. Восемь человек находили общий язык только на тему работы, она связывала нас, как кровные узы неизвестных родственников. Напротив меня сидел Кирилл со своей девушкой Сашей. Он жадно поглощал жареную рыбу, отрывая раз за разом новые куски мяса, проталкивая еду темным разливным пивом. От алкоголя его прямоугольное лицо покраснело, длинные русые волосы кололи глаза, из-за чего тыльная сторона его кисти постоянно работала над решением данной проблемы, перекидывая челку на правую часть лица. Изредка он поднимал голову, чтобы предложить белое мясо Саше, но она решительно отказывалась.

Густые мелированные волосы закрывали грудь, бледная правая рука держала бокал с красным полусладким вином. Бордовые губы, накрашенные ресницы и аккуратные зеленые глаза, скрывающие ее истинную душу с помощью холодного безразличного взгляда. Словно беззащитная вишня, защищающая плоды тонкими листьями. Стоит только рассмотреть, но это дано немногим. Поэтому большинство довольствуется нашей внешностью, а не сердцем. Саша редко говорила в больших компаниях, скорее, ей нравилось общаться в тесном, замкнутом кругу близких друзей. На людях ее лицо частенько покрывалось слоем грусти, подобно пылинкам, опускающимся на предметы, одну пылинку не видно, но, если не уследить, появляется ковровое покрытие, его бы с легкостью можно было уничтожить, только никому до этого нет дела.

По правую сторону сидела Лиля. Ее образ напоминал черную вдову. Этот мрак преобладал в одежде, в цвете волос и глаз, даже ногти покрылись черным цветом, но был в них противный блеск при свете, все это благодаря стразам, прилепленным к ногтю поверх лака. Дальше разместился Андрей, недавно открывший всем свою тайну любви к мужчинам. По первой это всех удивило и отпугнуло, но потом все забили и продолжили общаться. Он напялил на себя пиджак на двух пуговицах, черную рубашку, зализал волосы и скинул килограмм десять с нашей последней встречи. Влюбленный в себя, он редко заговаривал с нами, его отвлекал телефон, ставший ему подружкой или другом на этот вечер. Слева сидела Аня с Артуром. Когда-то на одном из корпоративов они напились и занялись животным сексом в одной из кабинок туалета. Ее никак не отвлекало кольцо на пальце, а он не стеснялся плотских желаний. Аня проглатывала пиво бокалами, они растворялись в добрых метр восемьдесят от земли, не давая никакого намека на опьянение. Голубые глаза и тонкие губы находились во власти Артура. Он видел лицо, а я видел взъерошенные медные волосы на затылке. Артур допивал третий стакан виски с колой. Его крепкие руки не стеснялись обхватывать чужую талию. Трехдневная щетина, круглые черные глаза, уже успели загореться, легкая, ветреная ухмылка выдавали его сущность.