Александр Строганов - Стравинский

– Каким образом?

– Дочери привели. Знаете, они его любят без памяти. Всегда любили.

– Где же они теперь?

– У нас. Мы им сарай построили, кормушку сделали из ясеня. Страсть как любят ливерную колбасу. От икры отказываются, а ливерную колбасу просто обожают. Чудн’о. По вечерам поют. Великолепное многоголосие. Заслушаешься. Ноты я им поставляю. Что-то на слух подбираем… Компенсация… Компенсация, равновесие, благоденствие… А теперь скажите, к какому разряду отнесете вы поступок нашего изначально рационального героя в финале истории?

– Да, соглашусь, пример убедительный. Но это редкость из разряда курьезов.

– Нет-нет, не редкость. А теперь скажите, как должен был бы поступить Пеликан, когда бы остался в русле логики?

– Расстрелял бы свинок, разумеется. В обойме как раз восемь патронов. Случайность исключена.

– Видите, куда приводит рацио?.. А ведь это дочери его… И для кого бы я сочинял теперь романсы? Я, благодаря девочкам романсы начал сочинять…

– Удочерить не думали?

– Думал. Но при живом отце не решусь… А отец жив. Дворником у нас устроен. Поближе к своим певуньям ненаглядным.

– Убил?

– Что?

– Незнакомца-то он убил?

– Да, сразу. Наповал. Тела так и не нашли.

– Нашли. Я хорошо помню этот случай. Незнакомец, которого вы представили – Турок. Теперь я совершенно уверен. Кличка Турок. Действительно всегда носил феску. Привычка – правую руку в кармане брюк держать. У него там дырка в кармане. Возможно от заточки. Скорее всего. Опаснейший преступник. Собирался ограбить водонапорную станцию и каланчу. В его планы входила также подпольная торговля людьми и мышами, налеты на фермерские хозяйства, травля колодцев и коз, ночные поджоги и каннибализм. Он парень-то деревенский, рукастый, в ветхозаветные времена хорошим палачом мог бы стать или кузнецом… Да, теперь деревни не те. Ни дури, ни ужаса. Только крики поутру. Не то крики, не то эхо. Сом младенцев больше не караулит, бабы в кострах не гарцуют… Вашим девочкам повезло, вовремя обрели отца. В противном случае, не знаю, как сложилась бы их судьба. Этот негодяй на все способен… Собственную мать удушить мечтал. А мать его, между прочим, держала до тысячи волчат, пальцем тронуть не решалась. А сама мерзла зимой. В коровьей требухе согревалась. Деткам – щучьи головы, а сама хворостом да кизяками питалась. А сама по девичеству скучала, косы носила, мелочь считать любила, на зеркальце дышать. Зубов рано лишилась, но, по сути, девушкой жила. Много мечтала, сверх меры при такой жизни… Изнаночная жизнь. Горловое пение. Круглый год зима. В те времена все страдали. И почвенники и стратонавты. При такой жизни только волчата и рождаются. И не важно, от кого, хоть от волков, хоть от Дарвина самого. Вот Турок среди волчат и вырос. У него тоже на загривке шерсть густая была. Клыков – четыре пары. Вот мать ему феску-то и купила, чтобы от хищников отличать. А сними шапочку – чистый волк. Даже странно, что Пеликан серого в нем не рассмотрел… Думаю – не факт, что Турок мертв. Хотя ваш благородный отец тридцать шесть пуль в него всадил. Мы его опознали не сразу. Думали, тушу барана кто-то не донес, на пороге бросил. Исключительно по феске опознали… А феска его – в честь прадеда. Прадед его по отцовской линии одичавшим янычаром был. Тоже из тамбовских. Медвежатник, фартучник. В качестве своеобразного тарана в революционных волнениях участвовал. Как положено, о шести пальцах на руках и ногах. Камни грыз, когда нужда. Тоже живуч… Вы, наверное не знаете, Турок перед тем, как умереть все из дома вынес. И гобелены, и браслеты, и подтяжки, языкодержатели, стулья, коронки, скипетры, яйца, одним словом, всё. Истекая кровью выносил, будучи уже бездыханным. Только ошейник не тронул. У него перед ошейниками страх. Свободолюбивая тварь… Но и ошейник бы вынес, жадная тварь, да, видно, силы окончательно иссякли, скончался… Если, конечно, скончался… Не факт… Прадед, говорят, до сих пор по лесам шастает. Наши охотнички встретили случайно. Говорят, у него и ног нет уже, и от головы третья часть осталась… рот, часть носа, больше ничего. А всё спешит куда-то, идет напролом, только ветки хрустят. Таран. Вошел в роль. То идет, то катится. По фартуку опознали. Хотели словить, да за ним не угонишься… Опасен, и, главное, непредсказуем… Наши охотнички хотя и отрицают, выпивали, конечно. Иначе поймали бы. Они вальдшнепов налету ловят, когда трезвые… Так что вы уж тут поосторожнее. Турок чрезвычайно злопамятен. Янычары вообще злопамятный народ, а фартучники – в особенности.

– А ваши охотнички – это кто?

– Охотники.

– Понятно… Вот вы говорите, он мать свою мечтал удушить…

– Заветная мечта. Неспроста. Она его в детстве и утюгом била, и папиросами жгла. За то, что лягушек ел. От щучьих голов отказывался, а лягушек, пожалуйста, лопал за милую душу. Прямо живыми. Нарочно, назло. Знал, что она животных обожает, в особенности лягушек… Не знаю, по мне, так уж лучше щучьи головы. Все же рыба… А вы как думаете?

– Рыба – да. Рыба – хорошо… Но я о Турке. О заветной мечте. Мечтал, но всё же не удушил?

– К чему вы клоните?

– Не удушил, не поджигал, преступлений де факто не совершал. Кража яиц – это уже после смерти. Полноценным преступлением назвать нельзя.

– Да просто не успел. На Пеликана вашего нарвался… А, может быть, чтобы улик не оставлять. Улик нет – следовательно, и преступления нет. Осторожная тварь… И довольно о нем. Меня теперь Пеликанша чрезвычайно интересует. Подозреваю, за ней серьезные люди стоят… Я вам скажу, такая Пеликанша на все способна… У вас, случайно, нет ее фотографии?

– Конечно. Она у меня всегда с собой.

– То есть?.. Вы носите с собой фотографию Пеликанши?

– Всегда.

– У вас отношения?.. Вы близки? Иван Ильич, у вас что же, с Пеликаншей близость?

– Нет, конечно. Как вы могли подумать? Я этой фотографией Пеликана успокаиваю, когда он в возбуждение приходит.

– Вы уверены?

– В чем?

– В том, что не лукавите?

– Абсолютно.

Стравинский достает из кармана снимок, протягивает следователю.

Павел Петрович меняется в лице, – Что ты будешь делать?.. Я же ее знаю. Точнее, встречал. Трижды пересекались. Два раза на улице, один раз на скачках… Как же я ее сразу не срисовал?.. Старею… Она, Иван Ильич, из той банды, что преследует меня!.. Ай-я-яй… Вот как сложился кубик белобокий!

– Какой кубик?

– Кубик Рубика, злая игрушка… Образ. Метафора.

– За вами следят?

– Откуда вы знаете?

– Сами только что сказали.

– Да?.. Наверное… Сказал и сказал… Ах, ты, Боже ж ты мой! Так вот кто такая есть Пеликанша!.. Долгонько я кубик-то собирал, Иван Ильич!.. Спасибо, Иван Ильич! От всей души!

– Да за что же?

– Ноги меня сами к вам принесли. Что-то манило. В голове зуммер – пойди к Ивану Ильичу, пойди, поболтай, чаю попей, посиди, поболтай, угостись…