Софи Кинселла - Ты умеешь хранить секреты?

Барабаны уже гремят, и мне становится не по себе. Что они нагнетают? И когда начнут танцевать, когда поднимут занавес? Когда...

Бац!

Яркий свет, неожиданно заливший зал, ослепляет меня. Публика дружно охает. Бухающая музыка наполняет воздух, и на сцене появляется фигурка в черном сверкающем костюме. Поворот, прыжок, еще прыжок...

Господи, кто бы это ни был, он потрясающе танцует!

Я стараюсь привыкнуть к белому сиянию. Не пойму даже, мужчина это или женщина...

О Боже. Это Лиззи!

Вот это да! Все неприятности мигом вылетели из головы. Я не могу оторвать глаз от подруги.

Неужели Лиззи способна на такое? Я понятия не имела, что она настолько талантлива! Когда-то мы вместе занимались балетом. Немного. И немного – чечеткой. Но никогда... я никогда...

Как я могла дружить с кем-то двадцать лет и не знать, что этот кто-то может так танцевать?!

Только что она медленно, чувственно двигалась в унисон с каким-то типом в маске, вероятно, с Жан-Нолем, а теперь подпрыгивает и вертится с непонятной резиновой штукой в руках, и вся публика жадно смотрит на нее, а сама Лиззи просто светится счастьем! Давно я не видела ее такой, и чуть не лопаюсь от гордости.

К моему стыду, слезы начинают жечь глаза. Из носа течет. А у меня даже салфетки нет! Фу! Какой позор! Придется шмыгать носом, как мама на пьесе о Рождестве Христовом[44]. Еще немного, и побегу к сцене с камерой, крича: «Привет, дорогая, помаши папочке!»

Нужно взять себя в руки, иначе все будет как в тот раз, когда я повела малышку Эми, свою крестницу, на диснеевский мультик «Тарзан». Когда зажегся свет, оказалось, что она мирно спит, а куча четырехлеток невозмутимо разглядывает меня, насквозь промокшую от слез. (Могу только сказать в оправдание, что это было ужас как романтично, а Тарзан – ужас как сексуален.)

Кто-то дергает меня за руку. Я поворачиваюсь. Джек протягивает мне платок. Наши пальцы на мгновение соприкасаются.

К концу спектакля я пребываю на седьмом небе. Лиззи выходит на поклоны, а мы с Джеком бешено аплодируем, улыбаясь друг другу.

– Не говори никому, что я плакала! – кричу я, перекрывая шум.

– Ни за что, клянусь, – кивает Джек.

Занавес падает в последний раз, зрители начинают вставать, тянутся за сумками и пиджаками. Мы вернулись в реальность. Возбуждение улеглось, а тревога снова не дает покоя. Нужно срочно связаться с Джемаймой!

Людской поток перекрывает двор и исчезает в освещенном помещении напротив.

– Лиззи сказала, что мы встретимся на вечеринке. Ты пока иди туда, – говорю я Джеку. – Мне нужно позвонить. Я быстро.

– Ничего не случилось? – спрашивает Джек. – Ты, похоже, нервничаешь.

– Нет-нет, все прекрасно! Просто переволновалась из-за Лиззи, – уверяю я и, подождав, пока он отойдет, набираю номер Джемаймы. Снова срабатывает автоответчик.

Набираю еще раз. То же самое.

Я сейчас заору от злости! Где Джемайма? Что еще успела натворить? И как удержать ее, если я не знаю, где она?

Я не двигаюсь с места, пытаясь справиться с нарастающей паникой. Сообразить, что предпринять.

Ладно. Наг ,рное, лучше всего идти на вечеринку, вести себя как ни в чем не бывало, время от времени звонить Джемайме и, если ничего не получится, подождать, пока она не заявится домой. Больше я все равно ничего не смогу сделать. Все будет хорошо. Все будет хорошо.

На вечеринке шумно, весело и тесно. Пришли все танцоры, так и не снявшие костюмов, все зрители и еше множество народу, которому, похоже, просто не терпится развлечься. Официанты разносят напитки. Гам стоит оглушительный. Я беспомощно оглядываюсь, не замечая никого из знакомых. Беру бокал вина и ввинчиваюсь в толпу, ловя обрывки разговоров.

– ...чудесные костюмы...

– ...нашли время репетировать?

– ...судья был совершенно непреклонен... Неожиданно вижу Лиззи, раскрасневшуюся, сияющую,

окруженную массой симпатичных мужчин, по виду адвокатов, один из них нахально пялится на ее ножки.

– Лиззи! – окликаю я. Она поворачивается, и я крепко ее обнимаю. – Лиззи, я и не думала, что ты умеешь так танцевать! Ты была просто изумительна!

– О нет, какое там, – вздыхает она, на миг превращаясь в обычную скучную Лиззи. – Я совершенно испортила...

– Стоп! Лиззи, это была настоящая фантастика! Ты бесподобно танцевала!

– Что ты, я выглядела ужасно...

– И не смей говорить так! – ору я. – Ты была фантастична! Супер! Повтори!

– Ну... ладно. – Ее губы раздвигаются в нерешительной улыбке. – О'кей. Я была... фантастична. Знаешь, Эмма, я еще никогда не была так счастлива! Мне никогда еще не было так хорошо! Представь, на будущий год мы отправимся в турне! – ликующе объявляет она.

– Как?! Но ты клялась, что больше не выйдешь на сцену, и велела 'мне связать тебя, если ты когда-нибудь упомянешь о чем-то подобном.

– О, это всего лишь страх перед публикой, – отмахивается она и тихо сообщает: – Кстати, я видела Джека. Интересно, что тут происходит?

Сердце гулко бухает о ребра. Сказать ей о Джемайме? Нет. Она только зря всполошится. К тому же сейчас все равно ничего нельзя предпринять.

– Джек приехал, чтобы поговорить, – поясняю я и, поколебавшись, добавляю: – Раскрыть свой... секрет.

– Шутишь! – выдыхает Лиззи. – И что же?

– Я не могу сказать.

– Не можешь сказать? Мне? – неверяще переспрашивает Лиззи. – После всего, что было, ты отказываешься сказать мне?

– Лиззи, действительно не могу, – мучительно выдавливаю я. – Это... очень запутанно.

Боже, я уже и говорю совсем как Джек.

– Что ж, ладно, – ворчит Лиззи. – Думаю, проживу и без твоих секретов. И что... теперь вы снова вместе?

– Не знаю. – Я краснею. – Может быть.

– Лиззи! Это просто сказочно!

Рядом появляются две девушки в театральных костюмах. Я улыбаюсь и отхожу в сторону. Джека нигде не видно. Попробовать дозвониться до Джемаймы?

Нашариваю в сумочке телефон, но тут вдруг слышу, как кто-то меня окликает.

Оглядываюсь и едва не падаю от изумления. Коннор! В темном костюме, с бокалом вина. Волосы отливают золотом в свете прожекторов. Я мгновенно замечаю, что на нем новый галстук. Крупный желтый горох на голубом фоне. Мне такие не нравятся.

– Коннор! Что ты здесь делаешь?

– Лиззи послала мне приглашение, – объясняет он. – Я всегда хорошо относился к ней. Вот я и подумал, что стоит пойти. И я очень рад тебя видеть. Мне бы хотелось поговорить, если не возражаешь.

Он увлекает меня к двери, подальше от оживленной толпы, и я послушно иду, уже начиная нервничать. Мы с Коннором ни разу не потолковали по-настоящему после телевизионного интервью Джека. Вероятно, потому, что, увидев его, я сразу удирала в другую сторону.

– Ну что? – спрашиваю я, повернувшись к нему. – О чем ты хотел поговорить?

– Эмма! – восклицает Коннор, словно готовится произнести тронную речь. – У меня такое чувство, словно ты не всегда была... полностью откровенна со мной. Я имею в виду наши отношения.