Софи Кинселла - Ты умеешь хранить секреты?

И с облегчением вздыхаю, когда его губы растягиваются в улыбке.

Пока мы шагаем-к дверям, я набираюсь храбрости заговорить:

– Джек, мне тоже нужно кое в чем признаться. Это связано с тем, что ты только сейчас сказал. Вчера я кричала, что ты разрушил мою жизнь.

– Помню, – сухо роняет Джек.

– Ну так вот: возможно, я была не права. Вернее... – Я осекаюсь. – Вернее, совсем не права. Ты не разрушил мою жизнь.

– Нет? – уточняет Джек. – Попробовать еще раз? Я невольно хихикаю:

– Нет!

– Нет? Это твое последнее слово?

Он вопросительно смотрит на меня, и я разрываюсь между надеждой и дурными предчувствиями. Мы оба молчим. Я чересчур тяжело дышу.

Джек с неожиданным интересом смотрит на мою руку.

– «Я покончила с Джеком», – читает он вслух. Господи, какой позор!

В жизни больше не буду писать на руке. Никогда!

– Это просто... глупость... и ничего не значит... не обращай... – лепечу я.

К счастью, в сумочке раздается громкая трель мобильника. Слава Богу! Кто бы там ни оказался, я его люблю!

Поспешно вытаскиваю трубку и нажимаю зеленую кнопку.

– Эмма, ты всю жизнь будешь мне благодарна! – доносится пронзительный голос Джемаймы.

– Ты о чем?

– Я все уладила! – торжествующе заявляет она. – Всегда знала, что я настоящая звезда! Что бы ты делала без меня...

– Джемайма, как... – Что-то мне не по себе. В голове словно раздается предостерегающий вой сирены. – О чем ты?

– Плачу Джеку Харперу той же монетой, глупышка! Стараюсь вместо тебя! И пока ты сидела сложа руки, пока вела себя как тряпка, я все взяла на себя.

Я холодею.

– Э... Джек, извини, – стараясь изобразить радость, улыбаюсь я. – Мне необходимо... поговорить.

Спотыкаясь, спешу в дальний угол, подальше от любопытных ушей.

– Джемайма, ты же дала слово, что не будешь ничего делать! Клялась своей лучшей сумочкой от «Миу-Миу»!

– У меня никогда не было сумочки от «Миу-Миу»! – вопит Джемайма.

Она спятила. Окончательно спятила.

– Джемайма, что ты наделала? – хриплю я. – Объясни, что ты натворила?

У меня голова идет кругом. Сейчас она скажет, что поцарапала его машину. Только не это! Только не это!

– Око за око, Эмма! Этот человек бессовестно предал тебя, и мы еще покажем ему! Так вот, я сейчас сижу с очень симпатичным парнем по имени Мик. Он журналист, пишет для «Дейли уорлд»...

У меня кровь застывает в жилах.

– Бульварный писака?! – выдавливаю я наконец. – Джемайма, ты рехнулась!

– Не будь узколобой провинциалкой! – огрызается Джемайма. – Бульварные писаки наши друзья! Они как частные детективы, только бесплатные! Мик переделал для мамочки кучу работы! У него нюх как у гончей! И ему не терпится раскрыть маленький секрет Джека Харпера. Я рассказала ему все, что мы знаем, но он хочет перемолвиться с тобой словечком.

Да я сейчас сознание потеряю! Этого просто не может быть.

– Джемайма, послушай, – говорю я тихо, размеренно, словно пытаюсь убедить психа отойти от края крыши. – Я не желаю раскрывать секреты Джека. Ясно? Я пытаюсь обо всем забыть. Немедленно останови этого.

– Ни за что! – упрямится она, как капризный ребенок. – Эмма, не будь жалкой дурой! Нельзя позволять мужчине вытирать об тебя ноги и молча все сносить! Ты должна показать ему. Мамочка всегда говорит...

Из телефона несется визг автомобильных шин.

– Ой! Небольшая авария! Перезвоню позже!

И все смолкает.

Я цепенею от ужаса. Немного опомнившись, лихорадочно тыкаю пальцем кнопки, набирая номер Джемаймы, мне отвечает автоответчик.

– Джемайма, – начинаю я, как только слышу гудок, – Джемайма, немедленно остановись. Ты должна...

Заметив рядом улыбающегося Джека, я поспешно прикусываю язык.

– Сейчас начнется. – сообщает он и, очевидно, что-то сообразив, спрашивает: – Все в порядке?

– Лучше некуда, – отвечаю я сдавленно и убираю телефон. – Лучше... некуда.

Я, пошатываясь, вхожу в зал, почти обезумев от паники.

Что я натворила? Что натворила?

Выдала самый главный секрет Джека беспринципной, мстительной, безмозглой фанатке Прады!

О'кей. «Только успокойся», – повторяю я себе в миллионный раз. Она фактически ничего не знает. И этот ее журналист скорее всего ни до чего не докопается. Ну какие у него, в сущности, есть факты?

Ну а если докопается? Если каким-то образом разнюхает правду? А потом Джек поймет, что это я указана, в каком направлении искать?

При одной мысли об этом становится дурно. В животе настоящая буря. Ну зачем я упомянула о Шотландии при Джемайме? Зачем?

Это мне урок. Никогда не выдавай секрет. Никогда и ни за что. Даже если он не кажется таким уж важным. Даже если очень зла.

Мало того... лучше вообще молчать. Похоже, язык вечно доводит меня до беды. Не открой я свой дурацкий рот в этом дурацком самолете,.не попала бы в такой переплет.

Отныне я буду немой. Стану безмолвной загадкой. Когда мне зададут вопрос, молча кивну или напишу загадочные иероглифы на листках бумаги. Люди будут уносить их с собой. Долго размышлять над ними, выискивая скрытый смысл...

– Это Лиззи? – Джек показывает на имя в программке, и я вздрагиваю. Определяю, куда он смотрит, киваю и крепко сжимаю губы.

– Ты знаешь еще кого-нибудь из труппы? Я неопределенно пожимаю плечами.

– И... долго Лиззи репетировала?

Я колеблюсь, прежде чем поднять три пальца.

– Три? – Джек непонимающе вскидывает брови. -Три чего?

Я делаю неопределенный жест, долженствующий означать «три месяца». Джек по-прежнему недоумевает. Повторяю жест.

– Эмма, что-то не так?

Безуспешно шарю по карманам в поисках ручки.

О 'кей, забудь обет молчания.

–Около трех месяцев, – говорю я.

– Понятно, – кивает Джек и снова утыкается в программку. Лицо у него спокойное, доверчивое, и угрызения совести душат меня с новой силой.

Может, признаться?

Нет. Не могу. Не могу. Как все объяснить? Взять и просто сказать: «Кстати, Джек, помнишь тот важный секрет, который ты просил меня хранить? Ну так вот, угадай, что...»

Меня нужно посадить в одиночку. Или убить. Как в военных фильмах, где убирают тех, кто слишком много знает. Но как я могу заткнуть рот Джемайме? Теперь она подобна безумной неуправляемой ракете, мечущейся по всему Лондону и запрограммированной на кошмарные разрушения. Я пытаюсь отозвать ее. Вернуть обратно. Только вот кнопку заело.

Ладно. Соберись и призови па помощь разум. Совсем ни к чему паниковать. Сегодня ничего уже не случится. Главное, звонить через каждые четверть часа и пытаться односложно, не вдаваясь в детали, объяснить Джемайме, что, если она не заткнет этого парня, я переломаю ей ноги.

Из динамиков несется негромкий настойчивый барабанный бой, и меня передергивает. Я отвлеклась и совершенно забыла, зачем мы здесь. Свет медленно гаснет, и все стихает. Пульсация становится громче, но на сцене по-прежнему темно как ночью.