Софи Кинселла - Ты умеешь хранить секреты?

– Значит, я могу получить повышение?

– Что?!

Неужели я действительно сказала это? Вслух? Громко?

– Я могу получить повышение? – Мой голос слегка дрожит, но я напоминаю: – Вы сказали, что если я создам соответствующие возможности, то смогу получить повышение. Вы сами это сказали. Разве я их не создала? Пол задумчиво смотрит на меня.

– Знаешь, Эмма Корриган, – говорит он наконец, – ты одна из... из самых удивительных людей, которых я встречал в жизни.

– Значит? – упорствую я.

– О, ради Бога! – восклицает он, закатывая глаза. – Так и быть! Получай повышение! Это все?

– Нет, – слышу я свой голос. Сердце бьется еще сильнее. – Пол, это я разбила вашу кружку с «Кубком мира».

У Пола совершенно растерянный вид.

– Мне ужасно жаль, – говорю я. – Я куплю вам новую. – Обвожу взглядом притихший, глазеющий на нас офис. – И это я испортила копировальный аппарат. Собственно говоря... и я делала это не раз. А эта задница...

Море выжидающих лиц. Море алчных глаз. Но я решительно подхожу к доске объявлений и срываю задницу в стрингах.

– Она моя, но я не желаю, чтобы этот мусор тут и дальше висел. – Я поворачиваюсь. – Да, Артемис, насчет твоего паучника.

– А что с паучником? – настораживается она.

Я смотрю на нее. На плащ от Берберри. На дизайнерские очочки. На самодовольную физиономию с выражением «я-все-равно-лучше-тебя».

О'кей, не стоит слишком увлекаться.

– Я... не понимаю, что с ним?.. – говорит Артемис. Я вежливо улыбаюсь:

– Удачи на совещании.

Остаток дня я не могу усидеть на месте. Возбуждение буквально меня раздирает. Неужели я добилась повышения и теперь могу называть себя специалистом по маркетингу?!

Но дело не только в этом. Сама не пойму, что со мной случилось. Я чувствую себя совершенно новым человеком. Ну и пусть я разбила кружку Пола! Пусть все узнали, сколько я вешу! Кому какое дело? Прощай, прежняя, ничтожная Эмма, прячущая под столом пакеты из «Оксфам»! Здравствуй, новая, уверенная в себе Эмма, гордо оставившая их на спинке стула!

Я звоню маме с папой, рассказываю, что получила повышение, и они так радуются! Тут же объявили, что едут в Лондон и мы вместе это отпразднуем. А потом мы с мамон долго, по душам, как подружки, болтаем о Джеке. Мамуля сказана, что иной раз отношения длятся вечно, а иной – всего несколько дней. Уж такова жизнь. Она даже открыла мне тайну: у нее был потрясающий сорокавосьмичасовой роман с каким-то парижским парнем. Мама клялась, что больше никогда не испытывала такого наслаждения, и хотя знала, это долго не продлится, однако ни о чем не жалела и ничего более трогательного в ее жизни так и не произошло.

Правда, она добавила, что при папе об этом упоминать не стоит.

Да уж! Такого я не ожидала. Всегда считала, что мама и отец... по крайней мере... никогда...

Ладно. Проехали.

Но мамуля права. Не всегда отношениям суждена долгая жизнь. Мы с Джеком, очевидно, рано или поздно зашли бы в тупик. И, поняв это, я остыла. Мало того, почти не вспоминаю о нем. И в доказательство скажу, что мое сердце подскочило сегодня всего однажды, когда мне вдруг показалось, что я вижу его в коридоре. А потом я довольно быстро пришла в себя! Ведь сегодня начинается новая жизнь! И сегодня, на танцевальном шоу Лиззи, я наверня-[ка кого-нибудь встречу. Например, высокого, красивого, неотразимого адвоката. Да! И он приедет к офису встре-' чать меня в своем шикарном спортивном автомобиле. А я счастливо спорхну по ступенькам, откидывая волосы и даже не оглядываясь на Джека, в бешенстве стоящего у окна своего кабинета...

Нет. Нет. Не надо Джека. С Джеком все кончено. Нужно только это запомнить. А еще лучше – записать на руке.

Танцевальное шоу Лиззи состоится в Блумсбери, в маленьком театрике, окруженном небольшим, усыпанным гравием двориком. Приехав туда, я вижу, что вокруг буквально кишат адвокаты в дорогих костюмах, с мобильниками в руках.

– ...клиент не желает принять условия соглашения...

– ...внимание статье четыре, запятая, несмотря на... Никто еще не делает ни малейшей попытки войти в зал, поэтому я направляюсь прямо за кулисы, чтобы отдать Лиззи специально купленные для нее цветы (сначала я собиралась бросить их на сцену после завершении спектакля, но меня угораздило выбрать розы, и теперь я волнуюсь, что шипы порвут ей трико).

Пока я блуждаю по обшарпанным коридорам, из динамиков начинает литься музыка. Мимо спешат люди в обсыпанных блестками костюмах. Мужчина с синими Перьями в волосах вытягивает ногу, упирается паяьцами в стену и одновременно разговаривает с кем-то в гримерке.

– Пришлось указать этому идиоту, считающему себя обвинителем, что прецедент, установленный в восемьдесят третьем в процессе Миллера против Дэви, означает... – Он неожиданно осекается. – Черт! Я забыл первые па... – Его лицо белеет на глазах. – И вообще ни хрена не помню! Я не шучу! Сначала жете[43], а дальше что? – Он смотрит на меня, словно ожидая ответа.

– Э... пируэт? – подсказываю я и поскорее бегу прочь, едва не сталкиваясь с девушкой, делающей шпагат. И вдруг в одной из гримерок вижу на табурете Лиззи. Она сильно загримирована, глаза кажутся огромными и сверкающими, а в волосах тоже синие перья.

– О Господи, Лиззи! – восклицаю я, стоя на пороге. – Выглядишь просто чудесно! А как мне нравятся...

– Я не смогу.

– Что?

– Я не выйду на сцену! – кричит она в отчаянии, кутаясь в ситцевый халатик. – Ничего не помню. В голове пустота!

– Все так считают, – уверяю я. – Один тип в коридоре твердил то же самое.

– Нет. Я правда ничего не помню. – Лиззи смотрит на меня как безумная. – Ноги – просто вата! Я даже дышать не могу... – Она вертит в руках кисточку для румян, рассеянно улыбается и кладет ее обратно. – Зачем я вообще согласилась на это? Зачем?

– Ну... ради развлечения?

– Развлечения! – почти визжит Лиззи. – Такты считаешь это разапечением? Боже! – Ее лицо искажается. Она срывается с места и вламывается в соседнюю дверь, и оттуда до меня доносятся характерные звуки рвоты.

Что-то тут неладно! А я еще думала, что танцы полезны для здоровья!

Снова появляется бледная, дрожащая Лиззи.

– Послушай, что с тобой? – волнуюсь я.

– Не могу, – повторяет она. – Не могу я! – И вдруг, словно что-то решив, выпрямляется и начинает собирать вещи. – Все. Я еду домой. Скажи всем, что я неожиданно заболела, тяжелый приступ...

– Опомнись, Лиззи! – в ужасе прошу я, пытаясь вырвать у нее одежду. – Лиззи, все будет хорошо. Честное слово! Сколько раз тебе приходилось стоять в зале суда и произносить длинные речи перед целой толпой, зная, что, если ошибешься, невинный человек может сесть в тюрьму?

Лиззи смотрит на меня как на сумасшедшую:

– Да, но это пустяки!