Иван Алексеев - Лебединое озеро

«Ясную поляну» назвали в честь Льва Толстого, отдыхавшего в оказавшемся теперь на задах санатория дворце «Романтическая Александрия», когда хозяйкой там была племянница Толстого, княгиня Софья Панина.

Об этом Александр Иванович рассказал на скамеечке перед «Романтической Александрией», где мы устроились передохнуть.

— То, что мы здесь видим: цветники, бассейн, кедры, пальмы, магнолия — наследники правильного английского парка. Дворец с двумя шестигранными башнями построен в духе английской готики. Мы видим строгий северный фасад. Когда пойдём дальше, увидим другой, южный фасад. Он весёлый, выполнен в арабском стиле. Все крымские дворцы так построены, с двумя фасадами, в западном и восточном духе… Дворец долго стоял без хозяйских рук, разрушался, жалко было до слёз. Видите трещину на уровне второго этажа? На оконные рамы посмотрите — есть почти чёрные. Полукруглые каменные карнизы над окнами — с выбоинами. А внутри дворца что творилось, даже рассказывать не хочу. Но, слава богу, его начали восстанавливать. Стёкла помыли, рамы очищают, оконные проёмы подшаманивают. Дворец теперь под Питерской таможней. Два незнакомых вам флага на флагштоке перед зданием — Крыма и таможни.

Истории Александра Ивановича на глазах теряли сочную изюмину, превращаясь в пересказ путеводителей. Он совсем оправился после удара и опять удалялся от нас, погружаясь в какие-то свои заботы, — семейные или рабочие, как я думал.

— Вот что, — молвил он заговорщицки, когда мы собрались продолжать путь. — Скажем охране, что вы мои родственники с Кубани. Буду звать вас для конспирации по имени, Ваней и Галей, хорошо? А вы меня зовите дядей Сашей.

По возрасту мы с Галей вполне могли называть шестидесятилетнего реставратора по имени, но перечить ему не стали. Пусть будет дядей, если хочет.

— И ещё. У нас теперь с вами быстро всё закрутится. Пока есть время, запишите мой служебный телефон. Вдруг всё-таки соберётесь в Ливадию.

Я отказался от мятых бумажек из кармана Александра Ивановича и стал под его диктовку жать кнопки телефона. Чтобы я не ошибся, он повторил свой номер раза четыре и извинился:

— У меня есть только служебный телефон. С собой я его не ношу. Раз служебный, пусть лежит в кабинете.

— И последнее, — поднялся Александр Иванович. — Вино вы будете брать? Думайте быстрее. Я за вином сначала пойду, потом будем об экскурсии договариваться. Имейте в виду, такого вина вы нигде не найдёте. Тёмные зелёные бутылки с гравировкой. Закрыты настоящей португальской пробкой, залитой сургучом. Есть три сорта: два муската, сладкий и розовый, и «Седьмое небо». Вы какое вино предпочитаете, послаще или более терпкое?

Пришлось огорчить Александра Ивановича, витавшего в своих реставрационных планидах и пытавшегося между делом выполнять взятые на себя земные обязательства, тем, что не ценители мы, не пьём и вкуса вина поэтому не разумеем.

— Как знаете, — не стал настаивать он.

— Если только в подарок взять? — посмотрел я на Галю, которая согласно кивнула. Ей тоже не хотелось огорчать человека, к которому мы успели привязаться.

— Мускат будете брать?

— Александр Иванович, на ваш вкус. Мы же признались, что не знатоки. Когда семь лет не употребляешь алкоголь от слова совсем, то любое вино представляется испорченным продуктом.

— Тогда я предлагаю или розовый мускат, или «Седьмое небо», на основе семи разных сортов винограда — любимый напиток князя Голицына.

— Пусть будет «Седьмое небо», — и мы двинулись через посёлок, переменяя узкие тенистые дорожки, переулки, тротуары, хитрые тропинки, длинные спуски и короткие подъёмы по каменным лестницам с перилами вдоль замусоренных оврагов и ручья.

После размеренной ходьбы по редколесью и паркам с любованием видами моря и гор, путь по посёлку показался путанным лабиринтом и закружил, ускоряя время. Мы шли тем же темпом, но от узких улочек и многих развилок, на которых держались чаще вниз и влево, казалось, что ускорялись.

Свернув очередной раз, мы выбрались из узостей к школе и пересекли двор, на котором отряд ребят лет тринадцати оттачивал шаг и строй под команды нашего годка в видавшем виды камуфляже. Девочек в отряде было больше мальчишек, они были выше и шли дружнее. В первом ряду были самые высокие и одни девчонки. Их вёл уверенный в себе мальчишка на голову ниже ростом.

— Я в этой школе учился, — заметил Александр Иванович. — И работал четыре года в девяностых, когда во дворце не платили зарплату.

Из школьного двора тропинка вывела на длинную каменную лестницу, зажавшую в гранит тенистый овраг с тощим ручьём на дне.

— Почти пришли, — сказал Александр Иванович, когда по лестнице мы спустились к дорожному серпантину и оказались рядом со скамейкой, прислонившейся к стене срытого склона. — Вы пока посидите тут, отдохните, а я сбегаю за вином и поговорю с охраной.

— Вы решили, какое вино возьмёте? — замялся он.

— «Седьмое небо», — назвал я, что запомнил. — Сколько оно стоит?

— Тысячу двести рублей за литровую бутылку.

Цена меня огорошила. За тысячу рублей мы с Галей могли хорошо пообедать. Но отказываться показалось стыдным. Я вытащил из бумажника и протянул реставратору полторы тысячи.

— Это кстати, а то у меня денег в обрез, — застыдился он в свою очередь. — Вам одну бутылку взять? Может, ещё мускат попробуете?

— Нет, хватит одной.

Александр Иванович заковылял по дороге вниз, но метров через пятьдесят остановился и споро, почти задохнувшись от усердия, вернулся:

— Вы только никуда не уходите отсюда. Ждите. Я могу задержаться и выйти с другой стороны.

Он показал на спускающийся между дорогой и заделанным в камень оврагом, которым мы шли, тротуар вдоль другого, более узкого оврага, который я только теперь и заметил:

— Вы и вниз посматривайте, на дорогу, и наверх. Я если договорюсь с охраной, могу наверху выйти. Покричу вам оттуда, чтобы подымались ко мне. А то тяжело стало бегать вверх-вниз.

Отдышавшись и успокоившись, реставратор ушёл по серпантину вниз, привычно подволакивая левую ногу, а мне в голову полезли странные мысли о том, что его ещё можно окликнуть. И сейчас можно окликнуть, на пути к мостику через овраг. И когда он перейдёт мостик. И когда подойдёт к повороту, ещё можно покричать. И пока не завернёт за поворот. А когда завернёт, звать будет поздно — завернёт, и след простыл.

Александр Иванович скрылся за поворотом, а мы с Галей с удовольствием подставили лица ласково заглядывающему в овраг тёплому солнышку и чувствуя, как отходят от усталости гудящие ноги, принялись ждать.

Через полчаса скамейку, где мы сидели, закрыла тень от деревьев на склоне, и я озвучил то, о чём смутно догадывался, глядя в удаляющуюся спину реставратора: