Сергей Яковлев - Советник на зиму

На скамьях перед кабинетом Волка, как и в ту страшную ночь, корчилось, стонало, исходило кровью и рвотой человеческое множество. Пациенты в очереди с ужасом и мольбой смотрели на нежданных гостей.

Низговоров сам рывком распахнул дверь:

— Михаил Иванович!..

— Вы же видите, я занят, — буркнул Волк, не оборачиваясь. Худая голая женщина на кушетке издала вопль.

— Сейчас в большой палате я сделаю важное сообщение, — сказал Низговоров. — Вы нам нужны.

Волк оторвался от работы, хмуро поглядел на Низговорова. Узнал, конечно.

— Закройте дверь.

— В самом деле, нашли время доктора отрывать! Только прием начался! Сколько мы тут ждем! — зароптали в очереди.

— На выход, черт побери! — неожиданно для самого себя заорал Низговоров не своим голосом. — Я к тебе не с болячкой пришел, а чтобы тебя и всю больницу спасти! А вы пока оденьтесь, замерзнете, — повелительно бросил пациентке.

Публика оторопела. Волк секунду повременил, набычившись, и неохотно поднялся.

В большой женской палате собрался уже весь медперсонал. Пригнали и ходячих больных из мужчин. Дали свет, включилась камера. Зашуршали диктофоны. Фотокорреспонденты заняли позиции.

Низговоров поднялся на услужливо подставленный ему табурет, чтобы отовсюду быть видным. Бледный, собранный.

— Я не задержу вас надолго, — сказал он. — Все вы народ занятой. Одним нужно лечить, другим лечиться. Пока стоит наша больница, у каждого бедного горожанина есть возможность обратиться сюда за помощью, а у медперсонала — отдать страждущим людям свои опыт, знания и тепло. Знаю, ваш бесценный труд смехотворно оплачивается, но это все же лучше, чем остаться без работы. Я не случайно сказал «пока». Кудряшов и его команда вынашивали планы ликвидации больницы. Они не слышали ваших стонов, им было плевать на здоровье и саму жизнь обездоленного ими же населения. Их интересовали деньги и только деньги. Кудряшова уже нет, но, как говорится, дело его живет. Мы должны все дружно поддержать губернатора и помочь ему защитить больницу! Будьте бдительны!

Палата одобрительно загомонила. Медработники аплодировали. «Враг не пройдет! Победа будет за нами!» — кричал больной ветеран. Замелькали вспышки фотокамер.

Низговоров вытер со лба холодный пот и спустился. Риторический ход, продуманный накануне, сработал безотказно.

— Да это же наш казачок! — прогундосил над ухом знакомый голос. Низговоров хотел пробраться к выходу, но в него вцепились: с одной стороны — толстуха в больничном халате, с другой — увечная с единственным глазом на скошенном лице…

— Тра-та-та, казачок! — гнусаво пела последняя, приплясывая и нетерпеливо дергая Низговорова за рукав, точно приглашая станцевать с ней под эту мелодию. — Тра-та-та, казачок!

— Казачок! Казачок! Казачок! — хором подхватили все: и больные, и журналисты, и врачи, и санитарки. Низговоров с прилипшими к нему дамами оказался в центре, а окружающие громко отбивали ладонями ритм, скандируя: — Ка-за-чок! Ка-за-чок! Ка-за-чок!..

Он уже не пытался вырваться, изобразил перед камерами улыбку, вежливо поклонился сначала одной партнерше, затем другой. Сам крепко обнял своих дам, с силой ударил каблуком в пол. Повел их по кругу, отчаянно притопывая.

— Эх-эх-эх, казачок! Ух-ух-ух, казачок!..

Телеоператор и фотографы старательно все фиксировали, выхватывая лицо Низговорова крупным планом.

…Когда кончились пляски, тут же, не расходясь, решили направить к губернатору благодарственную делегацию — чтобы заручиться его личной поддержкой и показать недобитым кудряшовцам, что больница сумеет за себя постоять. Идея не входила в план Низговорова, была на ходу подсказана кем-то из проныр-журналистов. Низговоров сначала похолодел — ведь он не обсуждал свою акцию с Потапом Степановичем, тот ни о чем не подозревает! — но в конце концов смирился и подумал, что так даже лучше: единым махом разрубить все узлы.

Делегацию из трех человек — столько поместилось на заднем сиденье машины — охрана пропустила беспрепятственно. Заминка вышла только с Волком (Низговорову стоило больших усилий упросить его поехать вместе с главным врачом и представляющей всех больных одноглазой активисткой): металлоискатель обнаружил в кармане его врачебного халата пинцет. Дежурный лейтенант сделал в журнале пометку, пинцет изъяли и пообещали вернуть при выходе.

Войдя к Потапу Степановичу, чтобы подготовить его к нежданному визиту, Низговоров застыл в изумлении. В его сознании все перепуталось. На кресле перед губернатором сидела больная с ногой в гипсе! Ее костыли были приставлены к столу. Другое кресло, как ни странно, занимал, весьма вольно в нем раскинувшись, Асмолевский. Обсуждали что-то тревожное, нервничали.

Губернатор поднялся навстречу Низговорову, он выглядел смущенным.

— Что там у вас?

— Прошу вас принять делегацию врачей и больных горожан, которых тревожит судьба городской больницы, — сказал Низговоров.

— А я вам что говорил? — торжествующе произнес Асмолевский, обращаясь к больной. Та резко повернулась к Низговорову — он узнал Маргариту Разумовну.

— Они уже здесь? Зачем их пропустили?.. — Губернатор был в растерянности.

— Пусть заходят, — повелительно сказала Маргарита Разумовна. — Не стоять же больным в приемной.

— Да, да… Просите!

Делегация вошла. Главный врач произнесла заученную речь, выразив Потапу Стапановичу благодарность. После нее трогательно выступила одноглазая, что-то любовно прогундосив под конец про «нашего казачка». Низговоров испытывал неловкость, но Потап Степанович при первых же звуках ее голоса начал прочищать пальцем левое ухо и, кажется, не расслышал ни одного слова… Насупленный Волк отмолчался.

— Да… — протянул наконец Потап Степанович слабым голосом. Вопросительно глянул на Маргариту Разумовну. — Да…

— Все хорошо, Потап Степанович! — многозначительно сказала та. — Главное, не волнуйтесь. Пусть все остается, как есть.

— Не волнуйтесь! — с иронией отпарировал старик, порозовев. — Мне-то что волноваться? Я ведь за вас волнуюсь! За вашу ногу! Вот, понимаете, — живо обратился он к вошедшим, — ездит в спецполиклинику, к профессорам, а нога как болела, так и болит. А ваши простые врачи, уверен, ее разом бы вылечили! Ну не хочет — как хочет, ее дело. Спасибо вам за добрые слова. За преданность. Продолжайте в том же духе!

Поднимаясь вечером в свою квартиру, Низговоров столкнулся в лифте с человеком в темных очках, с едва начавшей отрастать, но тщательно подбритой черной бородкой. Машинально откликнулся на приветствие, вгляделся пристальнее: лицо показалось знакомым, во всяком случае — где-то раньше виденным. Попутчик ответил бесцеремонным взглядом в упор. Пробормотал глухим голосом: