Сергей Яковлев - Советник на зиму

Промаявшись часов до трех без сна, Низговоров вспомнил, что в башне есть медпункт. Кажется, кто-то говорил о матери Асмолевского, будто она служила здесь фельдшером. Или до сих пор служит?..

— Проходите, больной!

Перед ним стояла девушка в белоснежном отутюженном халатике, застегнутая на все пуговки, трогательно деловитая.

— Я Низговоров, советник…

— Могли бы и не говорить. Кто же вас не знает.

Ее пальчики легко коснулись его лба, висков. Запахло сладкими духами. Она сама приподняла ему рубашку, дыханием согрела фонендоскоп. Пока прослушивала, он глядел на ее сосредоточенно нахмуренные бровки, на чистый лоб и причесанные волосок к волоску, уложенные на затылке в тугой пучок волосы… Когда девушка закончила осмотр и отвернулась к шкафчику с лекарствами, оставив свои коленки в тонких чулках вплотную прижатыми к коленям Низговорова, он не выдержал и положил руку на ее тугое бедро.

— Примете сразу две таблеточки, это способствует расширению сосудов.

Она улыбалась и спокойно глядела ему в глаза. Не сказала: «Перестаньте, больной!» Или, например: «Вам нельзя волноваться». Она просто не заметила его руки и тем самым не дала повода к продолжению. Это был высочайший класс выдержки и вышколенности.

— Спасибо, — пробормотал Низговоров, не зная, как теперь выйти из затруднительного положения.

Девушка поняла его состояние и деликатно поднялась первая.

— Очень советую вам обратиться в нашу поликлинику к профессору. Мне не нравится ваше сердечко. Ничего страшного, но лучше проверить. Нельзя так загружать себя работой, иногда надо и отдыхать.

— Простите, ваше имя…

— Наташа. Я фельдшер, дежурю через день. Всегда буду рада помочь. Но лучше — не болейте!

Остаток ночи он провел наедине с ее образом. Она сообщила ему свой график, это почти приглашение! Он решил отправиться к ней послезавтра с шоколадкой, купленной в кредит в магазине башни. И тут же невесело посмеялся про себя. Да у нее таких, как он… И не таких. Не с шоколадками. Вон как разит от нее Парижем! Такая свеженькая — и будто бы одна по ночам в башне, набитой всякой номенклатурной сволочью? Ждет его шоколадку? Размечтался. Ну и ладно. Зачем злиться и завидовать, как евнух. Женщина принадлежит тому, кто ее берет. Неужели история с Марантой так ничему его и не научила? Кстати, это же губернатор рассказывал про мать Асмолевского, что она была еще и сексотом! Уж кто-кто, а Потап Степанович должен быть в курсе. Выходит, Наташа тоже не простая фельдшерица, и вышколенность ее — профессиональная?

Низговоров уже сам не понимал, чего он хочет и хочет ли чего-нибудь вообще, и стискивал зубы, чтобы не завыть на всю площадь Победы, незримо простиравшуюся в темноте под окнами спальни…

Утром его ждала новость: выходит на работу Маргарита Разумовна, без костылей. Здание администрации напоминало потревоженный муравейник: вдруг появились в коридорах люди, все куда-то спешили и что-то друг другу передавали. Потап Степанович, судя по машинам у крыльца, уже прибыл. Двери в приемную были распахнуты, длинный стол уставлен цветами. Возле стола дежурил натужно улыбавшийся Асмолевский с папочкой в руках, готовясь, видимо, прочесть Маргарите Разумовне, которую ожидали с минуты на минуту, приветственный адрес.

Низговоров разглядел все это из коридора и прошел к себе. Если понадобится — позовут. Он тоже ждал Маргариту Разумовну для решения проблем, почему-то отложенных губернатором до ее возвращения, но отмечать встречу с ней как праздник души, да еще после тяжелой бессонной ночи, было бы с его стороны явным лицемерием.

Его не позвали. Зато перед обедом к нему в кабинет неожиданно вошел сам Потап Степанович.

Губернатор был в светлом костюме и ярком галстуке. Голова гордо откинута, грудь колесом. Один его глаз, полуслепой и потому всегда прищуренный, теперь почти сравнялся с другим, более зрячим, и оба блестели задорно.

— Вы вот что, — дружелюбно сказал он, словно продолжая только что прерванный разговор. — Составьте-ка мне докладную записку обо всем, что видели тогда на площади. Надо выяснить роль Асмолевского. Он ведь даже в известность меня не поставил. Кто дал ему грузовик? И с мертвецами тоже необходимо разобраться. Позвоните прокурору Постиле, она должна знать кое-какие детали… Скажете, что я поручил вам контроль над этим делом.

Итак, началось главное, для чего он был призван. Низговорову даже расхотелось идти на обед. Бессонная ночь, а теперь еще и задание губернатора напрочь отбили аппетит. Он был взвинчен, испытывал тревожный подъем. Следовало успокоиться и все тщательно продумать.

Низговоров положил перед собой чистый лист бумаги. Нарисовал небольшой кружок и вписал в него букву «Я». Это он сам, главный очевидец тех событий. Их можно поделить на две части. Первая — все, что происходило на площади, включая подстрекательские призывы Асмолевского и начавшуюся после этого драку. Вторая — то, что он увидел наутро возле дома с трубачами. Эта часть наиболее уязвима, потому что не было других свидетелей, за исключением разве что неведомого Низговорову охранника, который, видимо, выполнял секретный приказ и будет молчать (вполне вероятно, что его уже ликвидировали). Начать с более простой, первой части. Кто может подтвердить свидетельства Низговорова? Рядом с ним на чердаке были Викланд и… Маранта. Низговоров нарисовал еще два кружочка, вписал в них буквы «В» и «М» и соединил их линиями с первым кружком. Викланд, конечно, откажется давать показания по дипломатическим соображениям, его можно сразу зачеркнуть. Маранту Низговоров сам не станет тревожить, на ней — жирный крест. Сотни, может быть, тысячи людей были на площади, но искать свидетеля в огромной толпе не легче, чем иголку в стоге сена. Кто же еще? Щупатый! На бумаге появилась буква «Щ» в кружке. Конечно, он там был, Низговоров не раз видел сверху его заостренный блистающий череп. Но Щупатый — человек ангажированный, он слишком привязан к Асмолевскому и соврет ему в угоду. Уже здесь, на самом легком этапе, — тупик. Ни одного свидетеля! Низговорова легко можно будет объявить клеветником или сумасшедшим, в лучшем случае — сказать, что все это ему пригрезилось. Он представил, каким беспомощным будет выглядеть в глазах Потапа Степановича против всех них: злобно жалящего Асмолевского, умной и наглой Нины Мордуховны, циничного Кудакина, изворотливой Постилы… Кого-то забыл? Негробов! Этот флегматичный толстяк казался Низговорову честнее прочих. Интересно, был ли Негробов на площади?

Захотелось встретиться с ним сейчас же, не откладывая. Вызвать по телефону? Низговоров пока еще никого к себе не вызывал и не знал, как чиновники будут на это реагировать. Решил сам отправиться в другое крыло здания к Негробову.