Сергей Яковлев - Советник на зиму

В тот вечер она взяла в рот. С Низговоровым это случилось впервые, но никакого особенного ощущения он не испытал. Все оказалось гораздо будничней, чем в мечтах. А когда, уже в конце, Наташа неосторожно заглотнула сперму и быстро отвернулась от него, закашлявшись, он подумал, что насилие над женщиной, а тем более ее унижение, наверное, вообще не могут доставить ему удовольствие, такая уж у него, Низговорова, натура, и что самое правильное — ничего не отвергая, позволять женщинам делать то, что им самим нравится: большего для себя он от них все равно никак иначе не получит.

Дни Наташи и Алисы были помечены в списке против их фамилий одному только ему понятным шифром.

Об Анне Низговоров вспоминал с теплым чувством, понимая, что теперешними радостями обязан прежде всего ее милосердной любви, но не жалел, что она не приходит: это нарушило бы безмятежную размеренность его и без того полной новой жизни…

Покой опрокинуло совсем другое событие, о каком и не думалось.

Как-то в конце недели, холодным и метельным вечером, Низговоров возвращался домой в машине с надежным Мишей за баранкой и, с трудом припоминая, чей же сегодня день, мечтал: а не свести ли ему в эти выходные Наташу и Алису вместе? Они, без сомнения, знали о существовании друг друга; пора было и познакомиться. Ему захотелось уложить в постель сразу двух — одну по правую, другую по левую руку. Такого он еще не пробовал. Наташа, конечно, отнесется к этому правильно, со свойственной ей железной выдержкой, а вот за сентиментальную Алису он немного опасался. К тому же придется сбить чей-то рабочий график. Интересно, как они станут его, Низговорова, делить? Кто чем займется? Ну, Наталья-то всегда найдет, чем заняться…

Улицы, как обычно, были погружены во тьму. Свет фар едва пробивался сквозь пургу и выхватывал на поворотах редких одичалых прохожих.

— Мордуховна-то, — зубоскалил угодливый Миша, — на Рождество всю ночь в церкви отстояла! Потапа Степановича с собой звала, но он велел ей только свечку за себя поставить. А в Крещенье, говорят, она в прорубь залезет, нагишом!

— В какую такую прорубь?

— За кладбищем, где пруд большой. Я слышал, там специальные лавы и раздевалку для нее готовят. У нас ее знаете как зовут? «Железная леди»! Мы с ребятами из гаража хотим пойти, на голую Мордуховну гля…

В этот миг Низговоров увидел чью-то метнувшуюся наперерез машине тень. Это случилось так быстро, что он и испугаться не успел. Миша резко тормознул, Низговорова кинуло к ветровому стеклу. Шофер выскочил сразу. Поежившись, Низговоров тоже принялся выбираться, неумело дергая за все подряд блестящие ручки: он редко выходил сам, обычно Миша открывал ему дверь снаружи. Миша тем временем уже орал на лежащего под колесами человека, замахиваясь кулаком.

— Не б-бейте меня, — услышал Низговоров умоляющий охрипший голосок. — Я п-п-поскользнулась…

В свете фар он узнал Дашу.

Она сильно заикалась и вообще была в необычном состоянии, поначалу принятом Низговоровым за шок. Ее била крупная дрожь: поверх осеннего клетчатого пальтишки, в котором он ее когда-то оставил, была для тепла накинута еще ветхая грязная хламида — не то старая шаль, не то половичок. Миша успел остановить машину в считанных сантиметрах от нее.

Низговоров помог Даше забраться на заднее сиденье. Сообразительный шофер не возразил: он сразу понял, что дело идет не о простой маленькой нищенке. Все случилось недалеко от площади: слева темнел массив театра, впереди мерцала редкими огнями башня. Что делать дальше, никто не знал.

— Везти в больницу? — предположил Миша. — Давайте, вас я все-таки доставлю домой, тут уже близко, а ее потом отвезу…

— Не н-надо в б-б-больницу! — мучительно прокричала сзади Даша.

— Поехали, я заберу ее пока к себе, — решил Низговоров.

На кухне Даша жадно, как зверек, вгрызалась в булку и громко отхлебывала горячий чай. Лихорадка унялась и сменилась апатией. Низговоров задавал осторожные вопросы, Даша отвечала с огромным затруднением и не всегда, похоже, его понимала. Удалось узнать только, что она специально выслеживала маршрут его машины и сторожила на улице много вечеров, пока ей не посчастливилось. Никакого другого способа встретиться с дядей Вадиком у нее не было.

— Почему тебе захотелось меня увидеть? — ласково спросил Низговоров. — Соскучилась?

Даша не поняла вопроса и сосредоточенно принялась колупать краску на стене грязными обгрызенными ногтями. Иногда она словно забывала значение самых простых слов.

Пришла Алиса с ведром и тряпкой, по-хозяйски направилась в спальню. Низговоров выглянул к ней и тихо попросил сегодня не прибираться: у него гостья.

— Это т-твоя б-б-блядь? — хрипло спросила Даша, едва закрылась дверь за Алисой. В замутненных глазах девочки впервые мелькнул интерес.

— Это уборщица, — сказал Низговоров наставительно. — Кто тебя научил плохим словам?

Потом он с тайной гордостью показывал ей квартиру, зная, что Даше должны понравиться просторные светлые комнаты. Сказал:

— Когда окончишь школу, будем жить здесь вместе!

— А где м-м-мастерская? — спросила Даша.

— Мастерская? У меня пока нет мастерской. К твоему возвращению обязательно заведу! Вот этот зал с большими окнами — чем плох для мастерской?

— А где в-в-в-ведро?

— Ведро? Не пойму, какое еще ведро. Ах, ты про это!.. Здесь не нужно никакого ведра. У вас в интернате что, нет унитазов? Но если хочешь, я попрошу уборщицу, она принесет тебе чистое ведро…

— Где н-н-наше в-в-в-ведро? — упорствовала Даша.

— Зачем тебе то вонючее ведро? — спросил Низговоров, раздражаясь. — На чердаке осталось твое ведро! Там, где стояло.

— А к-к-к-к-к-картина?

— Перестань заикаться! — не выдержал Низговоров…

Он постелил себе и Даше на разных краях своей широкой кровати (другой не было). Сначала оба лежали смирно, притворяясь друг перед другом, что спят. Внезапно она громко спросила:

— Ты п-помнишь, как я к-к-кричала во сне?

Он не помнил, когда это она кричала во сне, но, чтобы успокоить ее, сказал, что да, помнит.

— У м-м-м-меня отняли с-сережки, ко-ко-которые п-п-п-подарила Маранта… Долго б-б-били, п-п-потом отняли. Думаешь, она обидится на м-м-меня?

Он сказал, что это не беда. Гораздо хуже, что она до сих пор не умеет себя вести. Еще недавно они с ней замерзали на улице и не знали, что будут завтра есть. Сейчас она поужинала и лежит на мягкой чистой постели. Недавно ей грозила опасность навсегда остаться малограмотной. Теперь она учится в школе. Разве не об этом она мечтала? Пусть ей что-то там не нравится, с кем-то не сложились отношения… Жизнь вообще не бывает гладкой. Не все сразу. Надо научиться терпеть и ждать. Ему тоже нелегко было бросить на чердаке любимую неоконченную картину, забыть на время про то, что он художник. Но он себя преодолел. Что толку мнить себя художником, оставаясь в полной безвестности и нищете? Стоит ли кичиться постыдной беспомощностью, выдавая ее за талант? Зато теперь его знают как влиятельного политика, люди верят в него, связывают с ним надежды на лучшее будущее. Его лицо, его суждения — в газетах и на экране телевизора. Он реально может делать (и делает) добро очень и очень многим. У него есть власть, большая квартира, служебная машина с личным шофером, неплохой оклад. А у нее, между прочим, — гарантия обеспеченной жизни. Она должна понять, что ее перспективы напрямую зависят от его карьеры. Преуспеет он — сложится жизнь и у нее. Станет танцевать в театре ведущие партии, а может, отправится выступать в столицу или даже за рубеж… Кстати, пожелай он сам через какое-то время, когда упрочится его положение, вернуться к живописи — любая его картина будет цениться на вес золота!