Сергей Яковлев - Советник на зиму

Смерть есть желанное освобождение сразу от всего, чем нам доводилось набивать себя в течение жизни. Великолепная универсальная дефекация.

— Все это довольно пессимистично, — сказал разочарованный Низговоров, кончив писать.

— Я уже не в том возрасте, чтобы требовать от жизни других радостей, — возразил Потап Степанович. — Но и огорчения моя интерпретация вызывать у вас не должна. Хорошо, укажите предмет повеселее.

— Власть.

— Эта тема очень большая и наиболее темная из всех, какие я знаю. Мы с вами обсудим ее отдельно.

— Тогда — деньги.

— Почему вы не скажете «любовь»? Ведь любовь это не встреча двух людей, как обыкновенно думают. Те же двое могут в другое время тереться друг возле друга, годами работать и жить бок о бок, и ничего… Любовь — это состояние атмосферы. Художник обязан раньше всего помнить о любви!

— Я уже не художник, Потап Степанович. То есть в данную минуту, на рабочем месте я не имею права чувствовать себя художником… И потом, это всегда очень личное. Нет, не хочу.

— Скажите, откуда она знает иностранные языки? Кто у нас после школы знал языки?.. Ну, деньги так деньги.

Деньги

В моей (нашей?) крови заложено отсутствие расчета. Корысть — да, но никакого расчета! Мы и понятия не имеем, что такое деньги и как они добываются. Когда я, например, попросил Кудряшова (в ту пору мы еще работали вместе) дать интервью приехавшему из далекой страны профессору Викланду, то и в мыслях не держал, что за такое можно требовать деньги; более того, покраснел за него, когда он намекнул мне на это… То есть он-то говорил, конечно, о своем гонораре за встречу. Но вполне мог предположить, что и я с этого что-то имею, беря с Викланда деньги за сводничество — по-нынешнему, «откат».

Если бы мне тогда хоть капельку в этом смыслить, быть не таким лопоухим!

Либеральные писаки относили эту черту на счет «совковости». Но и в стародавние годы вокруг меня (нас?) полно было людей, которые хорошо умели считать деньги и смеялись мне (нам?) в лицо.

А Викланд Кудряшову тогда заплатил. Правда, совсем немного.

— Вы знакомы с профессором Викландом? — удивился Низговоров.

— Я-то ладно, а вот вы откуда его знаете? Но хорошо, что мы о нем вспомнили. Он оказал нам в борьбе с Кудряшовым определенную поддержку, я обязан его поблагодарить. Свяжитесь с ним. Пригласите ко мне на неформальную беседу… Минут на пять-десять, чтобы не было лишних расспросов. Сошлитесь на мою крайнюю занятость. И позаботьтесь о толковом переводчике.

— Но Викланд, по-моему…

— Это мне известно. Но он путает слова. Пойдет нести околесицу, я вынужден буду как-то реагировать, а потом еще он меня переврет, тиснет где-нибудь… Пусть лучше каждый говорит на своем языке.

Низговоров обрадовался неожиданному поручению. Его притягивало все, что было связано с прежней жизнью, в особенности с Марантой. После несчастной встречи с Дашей ностальгические переживания стали еще острее, приобрели трагический привкус. Он начал догадываться, что утраты невосполнимы и прошлое уже никогда не вернется. Воспоминания о Викланде были дороги вдвойне. Во-первых, он возник рядом с Марантой, да еще в минуты, когда чувство Низговорова, ею поощряемое, разгорелось в полную силу; благословенные тепло и свет того огня достались и ему. Во-вторых, Викланд и сам по себе был человек светлый, деликатный, умный, в чем-то даже трогательный, а к тому же иностранец. Над пришельцами с Запада в России до сих пор витает нимб.

Викланд, судя по голосу в телефонной трубке, тоже был рад услышать Низговорова. Поздравил с должностью. Просьбу о переводчике встретил с пониманием.

— Найти его будет нелегко, — сказал только. — Язык моей страны у вас не самый популярный, да? Впрочем, я знаю, кто сможет переводить. Вы тоже ее знаете…

— Это исключено, — ответил Низговоров упавшим голосом.

На самом деле он только о том и мечтал, как бы ему увидеть Маранту, получить возможность пообщаться с ней. Готов был воспользоваться для этого любым поводом. Ему казалось, что теперь все между ними должно быть иначе. Он уже не наивный мальчик, ждущий от жизни чуда, каким был совсем недавно. У него теперь другой почерк, другая осанка, другой взгляд. Он знает, чего хочет любая женщина от мужчины. Он приобрел завидное положение. Быть может, Маранта сразу все поймет и покорится, подобно фельдшеру Наташе. В любом случае ей должно быть лестно возобновить знакомство — ведь она безмерно, ненасытно честолюбива, как все артисты…

Однако Маранта, к несчастью, была для губернатора персоной non grata. Низговоров и заикнуться бы о ней не посмел.

— Может, вам говорить по-английски? — предложил он.

Но тут Викланд заупрямился: он не любил этот сухой язык и не видел смысла в двойных переводах. Тогда уж русский!

Выход из положения нашла Маргарита Разумовна. Решили посадить Викланда подальше от Потапа Степановича, в противоположном конце длинного стола для заседаний, а посередине друг напротив друга уселись сама Маргарита Разумовна и Низговоров. При этом Викланд должен был негромко говорить по-русски, а Низговоров — громко повторять, как бы переводя с другого языка. Маргарита Разумовна, в свою очередь, должна была тихо переводить слова губернатора для Викланда на якобы норвежский.

— Жалко, что я не смогу с вами долго разговаривать. — Такими словами приветствовал гостя губернатор.

— Спасибо, — ответил Викланд, отреагировав, видимо, на первое слово и приняв его в переводе Маргариты Разумовны за выражение сочувствия.

Низговоров затруднился с переводом ответа. Но губернатора это не смутило.

— Зимой, знаете ли, всегда много дел, — продолжал Потап Степанович. — То снег, то мороз. То кто-нибудь упадет, и его на ноги ставить надо. — Он с ласковым укором поглядел на Маргариту Разумовну. — Ваши западные журналисты вообразили, наверное, невесть что, а человек всего-навсего поскользнулся и упал.

— Нынче у вас мягкая зима. Почти как у нас в Скандинавии, — дипломатично вышел из положения Викланд. («В вашей стране изменился политический климат. Мы возлагаем на это большие надежды». — Так Низговоров решился перевести эту многозначную реплику.)

Губернатору перевод понравился.

— И вот о чем бы вам у себя на Западе задуматься, — сказал он. — Сколько творческих сил у нас сразу высвободилось! Сколько одаренных людей появилось! Наша новая эпоха даст миру великие имена.

— Гм, — сказал Викланд. — Мы… То есть я… Никогда в этом не сомневались. В том, что ваша земля богата. Только хорошо бы сберечь будущие таланты. Накормить и обогреть…

— Все изменилось. В считанные дни все взошло, как квашня! — продолжал губернатор, не дожидаясь перевода.