Сергей Яковлев - Советник на зиму

— Это точно. Содомских талантов хоть отбавляй. Вон там, за Бабуляном, видите? Черный, лоснится весь. Это ее протеже Турмагомедов, тот самый… Не думайте, что они отказались от своих сатанинских планов. И мы сидим с такими за одним столом.

— Да здесь, пожалуй, не только что без диплома, но и с неоконченным начальным найти можно, — пошутил Низговоров, скашивая глаза на лопоухого Лешу.

К Потапу Степановичу непрестанно подходили, спьяну целовали его теперь уже все без разбора, причем в губы, смачно, и мужчины и женщины. Сидевшую по правую руку от него Маргариту Разумовну это явно коробило, однако удержать веселье в рамках регламента было не в ее силах. Из новых лиц она особенно отличала Алексея Максимовича; раз крикнула громко через стол:

— Леша, посмотрите, какой галстук надел Потап Степанович на юбилей, в вашем салоне таких нет!

Алексей Максимович, изрядно набравшийся, подошел на нетвердых ногах к губернатору, забрал в горсть его галстук вместе с воротничком (так что вымученно улыбавшемуся Потапу Степановичу пришлось приподняться на стуле, чтобы не задохнуться), пощупал.

— Нет, господа… Простите великодушно. Качество не моих поставщиков!

Тем временем Кудакин обнимался с хихикающей Постилой, прокуренными пальцами заталкивая ей в рот пирожное. Негробов, задрав ботинок сорок шестого размера выше стола, тушил о каблук сигару. Щупатый в центре зала декламировал стихи. Нина Мордуховна с умилением возвещала, что кушает скоромное в последний раз, завтра начинает поститься. А Маргарита Разумовна, звонко ее перебивая, просила хотя бы в такой великий день не поминать о боженьке на небесах, потому что сегодня главный и всеми обожаемый боженька — Потап Степанович…

Из зала Низговоров выходил об руку с Асмолевским. Щупатый шел за ними и громко приглашал всех полюбоваться долгожданным примирением однокашников. Негробов лопотал, что берет Вадюху с собой в разведку. Марат Козлов, с влажными от избытка чувств ресницами, приобнял Низговорова и на ухо передал сердечный привет от известного лица, признавшись, что уважение, которое питает это весьма значительное лицо к Низговорову, было для него, Козлова, приятной неожиданностью. Алексей Максимович, к концу обеда ставший для всех Лехой, покровительственно похлопал Низговорова по плечу (больше для того, чтобы опереться и устоять) и заверил, что поможет его консультантам раскрутиться.

— Но иностранцу твоему передай: ему лучше жевать, чем говорить!

На крыльце рыжая Кандыба (она тоже пировала в зале) потянула Низговорова за рукав, придавила мощной грудью к колонне и расцеловала, а после кричала пьяным голосом оператору:

— Снимай его, снимай! Он красиво плачет!

В эти минуты Низговоров любил их всех.

Резкий, заметно усилившийся к вечеру ветер весьма кстати способствовал отрезвлению, потому что пришло время переходить к наиболее занимательной части праздника, которая должна была соединить чествование юбиляра с массовым народным гуляньем по случаю масленицы. На лужайке перед особняком уже раскачивался на тросах сигарообразный аэростат с подвешенной к нему люлькой. Как только на крыльце появился Потап Степанович, его подхватили на руки и гурьбой устремились к аэростату. Павлыч важно стоял на помосте возле корзины, поправляя на животе бороду, весь расплывшись от самодовольства. Леша (вспомнив, должно быть, что он спонсор всего этого) полез вперед через толпу, толкаясь и подтягиваясь на чьих-то плечах, вскочил на помост рядом с Павлычем, вскинул кулаки, заорал на весь парк:

— Ну что, забацаем веселье?!..

Низговоров обратил внимание, что все, что Леша произносил в этот день, было позаимствовано из навязчивых вульгарных рекламных роликов.

Толпа откликнулась ревом и аплодисментами. Бедного Потапа Степановича подняли, кое-как поставили в люльку; старик низко пригнулся и уцепился дрожащими руками за бортики.

— Потап Степанович! Мы здесь, рядом! Не бойтесь, мы с вами! — звонко кричала ему с земли Маргарита Разумовна, хохоча и вытирая слезы.

Убедившись, что корзина крепко привязана к помосту и ничего страшного не происходит, старик начал понемногу распрямляться, неуверенная улыбка снова появилась на его лице.

— Город ждет!.. Йе!.. — орал Леша, приплясывая.

— Как вам спонсор? — обратилась Маргарита Разумовна к подошедшим Низговорову с Асмолевским. — Прямо какой-то фонтан энергии! Говорят, самый богатый человек в городе?

— Хотелось бы знать, откуда взялось его богатство, — сказал Низговоров.

— Вадим, в наше время задаваться такими вопросами неприлично!

— Он просто нафарширован слоганами! — заметил Асмолевский.

Низговоров хотел уже повеселить компанию рассказом о том, что такое «абнава», но тут в разговор вмешался Марат Сафарбеевич.

— А вы вспомните, чем большинство было нафаршировано раньше, — сказал он. — «Кина не будет, кинщик заболел», «Надо, Федя, надо!», «А не хотите ли кофею?», «Овсянка, сэр!»… Одно другого стоит. Люди где угодно этого наберут. Если хотите, у них такое чувство юмора.

— Значит, наш Леха просто удачно вписался в заготовленную формочку. Счастливый! — подытожил Низговоров. — Инга, идите-ка сюда! — закричал он, увидев неподалеку Кандыбу. — Мы придумали для вас новую рубрику: «Интимно о легитимном»!

— Хе-хе-хе, — зашелся в мелком смехе Асмолевский. — «Смиренно о сокровенном», хе-хе-хе-хе…

— Вот опять мы над народом издеваемся! — с укором сказала Маргарита Разумовна. — А народ, смотрите, какой дирижабль надул… Это дирижабль?

— Нет, это аэростат, — сказал Козлов. — Дирижабль бывает с двигателем.

— Но мы же его потащим, станем двигать, — возразил Низговоров. — Значит — дирижабль!

— Потап Степанович, мы здесь, мы вас не бросим! — снова крикнула Маргарита Разумовна…

Тем временем Павлыч взял в руки топор и пошел обрубать концы. Люльку резко накренило и стало трясти: сигара аэростата колотилась в воздухе под шквальным ветром. Потап Степанович, обвыкнувшись в новом положении и потеряв, видимо, всякую опаску, перегнулся через бортик и с интересом следил за работой Павлыча. Все, даже кровно заинтересованная в безопасности губернатора Маргарита Разумовна, спокойно наблюдали эту картину, ничего не понимая в происходящем. Наблюдал и Низговоров, отвлекаясь на беседу, все еще в той приятной расслабленности от выпитого, когда окружающее воспринимается от случая к случаю, отдельными эпизодами, мало между собой связанными. Но по ходу событий им начала овладевать тревога. А когда Павлыч занес топор над последним истонченным от натуги тросом и замешкался, трусовато огляделся вокруг, когда его глаза встретились с глазами Низговорова — тот сразу все понял. Сейчас аэростат взмоет вверх, его подхватит свежий ветер… Ведь сама сигара не закреплена; фалы, за которые предполагалось тащить аэростат, свободно лежат на земле, о них пока никто не позаботился. Воздухоплаватель помоложе и поопытней, наверное, покувыркался бы в воздухе в свое удовольствие, подождал, пока оболочка немного охладится и сдуется, а затем мягко приземлился где-нибудь в окрестностях города. Но для Потапа Степановича такое путешествие должно было стать роковым.