Валерий Поволяев - Три дочери

Вера уже была беременна.

Вилнис, думая о будущем ребенке, часто пел – оказывается, он знал много песен, и голос у него был хороший, звучный, с легкой душевной хрипотцой – тенор, однажды он разоткровенничался и признался Вере, что когда-то пел в театре, имел успех, но потом покинул сцену – слишком мало там платили, и завербовался на Шпицберген.

На Шпицбергене платили в шесть раз больше, а если считать с квартальными премиями, то выходило не в шесть раз больше, а в восемь.

– Собирайся, Верунчик, я достал два билета на самолет, – сказал как-то зимним вечером Вилнис, ввалившись в дом заиндевелым, с седыми от холода бровями, в обросшем снеговой махрой малахае, выдернул из-за пазухи две большие, размером с лист, вырванный из амбарной книги, квитанции, потряс ими в воздухе. – Пляши!

Лоб Веры украсили длинные, едва приметные морщины.

– Извини, а мне плясать вообще можно?

На лицо Вилниса наползла озадаченная тень.

– Извини, об этом я не подумал… Вот дуралей! – он хлопнул себя по лбу ладонью. – Добавил негромко: – Совсем мозги потерял.

– Когда улетаем?

– Борт уходит послезавтра.

– Хорошо как. – Вера потянулась расслабленно, губы у нее расплылись в улыбке. – Маму увидим, сестру, племянницу – всех, всех, всех!

Вилнис подобрался, поводил плечами.

– Интересно, понравлюсь я им или нет? – спросил он обеспокоенно.

– Ты понравишься кому угодно, – Вера улыбнулась еще шире, – у тебя внешность на все вкусы.

– А вдруг?

– Ну, если будет вдруг… то сварим тебя в супе и скормим сретенским котам, они такую еду любят.

Поморщился Вилнис, головой покачал.

– Ну и шуточки у тебя, – наконец произнес он, – как у мадам кенгуру, попавшей на Северный полюс.

Москва встретила их не по-зимнему теплой погодой, с неба сыпались то мягкие шелковые снежинки, то дождь – на лету снежинки неожиданно превращались в крохотные капли воды и невесомо прилипали к одежде.

– У вас всегда стоит такая погода? – удивился Вилнис.

– В первый раз сталкиваюсь. Раньше дожди шли только летом… Ну что, – Вера вопросительно подняла брови, – пошли на автобус?

– Зачем? Мы поедем с шиком – на такси.

Вера хотела отказаться – к чему лишняя трата денег, могли бы добраться и на автобусе, но потом подумала: «К дому на Сретенке надо подкатить на такси, это произведет впечатление… А хорошее впечатление, оно дороже золотых речей – об этом потом будут говорить».

– Согласна. Поехали на такси, – сказала она.

Машин с шашечками перед скромным серым зданием аэровокзала было много. Вилнис решительно подошел к первой машине, открыл дверь и спросил у жены:

– Спереди поедешь или сзади?

– Сзади. Чего мне впереди мужиков высовываться?

Такая постановка вопроса Вилниса устраивала, он улыбнулся доброжелательно, распахнул заднюю дверь и бережно усадил Веру, сам определился рядом с шофером и скомандовал:

– В город!

– Куда именно? – поинтересовался шофер вежливым тоном, он почувствовал в клиентах богатых северян, которые приезжают в Москву с туго набитыми кошельками и денег не жалеют, очень часто нанимают сразу два такси – в передней машине едет сам богач, вторая машина везет кошелку с вещами. Иногда берет третью машину – персонально для шляпы. Везет эта машина лишь головной убор дорогого клиента и больше ничего, и шофер, разговаривая по дороге со шляпою, старается обращаться к ней только на «вы».

– Сретенка, Печатников переулок, двенадцать, – запоздало встрепенулась на заднем сиденье Вера.

– Самый центр! – уважительно произнес шофер. – Кремль из дома небось видно?

– Кремль из-за зданий не виден, но до него рукой подать, – в голосе Веры обозначились звонкие горделивые нотки, глаза засветились: Сретенка, центр Москвы – это ее земля, здесь она родилась.

Они подъехали к Вериному дому в ту самую минуту, когда во дворе собралась едва ли не половина всех жильцов… А тут Вера с элегантным мужчиной! Ба-ба-ба!

Вера неторопливо, с достоинством выбралась из машины и не успела еще оглядеться, как услышала громкий удивленный вскрик:

– Вера, ты ли это, подружка моя дорогая?

К ней неслась одноклассница, жившая в соседнем подъезде. Впрочем, подъездов в их доме было всего два и оба «соседние», квартиры были длинные, словно железнодорожные тоннели, на восемь – десять комнат, раньше здесь, как мы уже знаем, жили богатые купцы и дворяне, имевшие кое-что в кошельке, сейчас живет его величество простой народ, в основном рабочие люди, одноклассница была из пролетарской семьи.

– Нинель! – Вера остановилась, качнула обрадованно головой. – А ты не меняешься, все такая же!

– И славя богу! – Нинель, широко раскинув руки, кинулась обниматься.

– Познакомься, мой муж, – Вера взяла Вилниса под локоть, – Николай Пранасович.

Вилнис, приподняв край мохнатой шапки, учтиво поклонился. Ярко блеснули его глаза.

– С приездом, – поздравила Вилниса Нинель, – вам здесь понравится.

Вечером Вилнис увидел Елену и у него внутри неожиданно возникло тоскливо-сладкое щемление – очень уж красива была старшая сестра его жены, он даже ущипнул себя пальцами за руку, оттянул кожу, постарался сделать это побольнее, чтобы прийти в себя и отвести глаза в сторону.

Не получилось.

Елена хоть и была человеком наблюдательным, этого не заметила. И Вера не заметила, она кинулась к сестре, крепко обхватила ее руками.

– Ленка, Ленка, – у Веры словно бы что-то закоротило, в горле застряло имя сестры, и она теперь повторяла его раз за разом: – Ленка, Ленка…

А Елена, в свою очередь, раз за разом повторяла имя Веры. Вилнис наблюдал за сестрами со стороны, улыбался, сверкая чистыми зубами, и откровенно любовался Еленой. Создает же природа красавиц на погибель мужикам – вот и он, удачливый охотник Николас Вилнис, угодил ногою в прочную петлю.

За ужином Елена наконец обратила внимание на Вилниса, разглядела его и пришла к выводу: Вера не промахнулась, мужика себе отхватила неплохого.

Даже тот факт, что он не из русских, – в ее пользу. Это хорошо для семейной жизни. То ли он литовец, то ли норвежец – не понять. Но во всех случаях этот Вилнис знаком с западной культурой, а раз так, то, значит, не похож на наших русских мужиков, способных закусить стакан водки парой сухих тараканов и быть сытым, спать в лукошке вместе с курами и путать Николая Островского с Николаем II. Судя по внешности, Вилнис не из таких, он из другой породы.

Если это так – Верке повезло. И в том, что Вилнис не одессит, тоже повезло. Елена улыбнулась Вилнису приветливо, а у того от этой улыбки не только сердце защемило сладко, даже во рту сделалось сладко. Он втянул сквозь зубы воздух в себя и выдохнул шумно:

– У-уф!

– Расскажите что-нибудь про себя, – попросила Елена, – про Шпицберген… Шпицберген – это же очень интересно.