Василий Кириллов - Северный модерн: образ, символ, знак

С помощью метафоры Ф. Сологуб наделяет страх какими-то вещественными характеристиками: он «стоит во всех углах… дома». Страх как будто сгустился, его можно увидеть, он вот-вот материализуется в какое-то чудовищное существо.

В этой связи, приведем также отрывок из стихотворения русского философа и поэта В. Соловьева «Колдун-камень».

То есть при взгляде на огромные гранитные валуны, лежащие на берегу Финского залива, Соловьеву «мерещились» некие образы из языческого прошлого. Философ считал, что древние финны были склонны к магии и колдовству. А эти навыки они переняли у самих халдеев, когда-то переселившихся из Месопотамии в далекий «край лесов и озер».

Любопытно, что похожих взглядов придерживался и отец философа – знаменитый историк С.М.Соловьев. По его словам, «…у финнов преимущественно было развито учение о злых божествах, о злых духах и о сообщении с ними». Так славяне издревле воспринимали северных жителей, неизменно ассоциируя их с толкователями снов, волхвами и гадателями.

Финский гранит на фасадах зданий Петербурга тоже мог восприниматься символически. Иначе как объяснить стихотворение «Дома», написанное в начале ХХ века, поэтом Владимиром Пястом. Может быть, эти строки родились под впечатлением от церкви Лурдской Богоматери, которая строилась в середине 1900-х годов? Авторы ее проекта – архитекторы Л.Н.Бенуа и М.М.Перетяткович, ориентируясь на образ французского храма Нотр-Дам-ля-Гранд в Пуатье, одними из первых в городе на Неве решили применить в облицовке уличного фасада грубо стесанный гранит. Сложенные ровными рядами, глыбы серого камня образовали сплошную поверхность, скрывающую каркасно-кирпичную конструкцию здания. Для строительства церкви был выбран участок в Ковенском переулке, неподалеку от центра города. По воспоминаниям А. Кондратьева, именно здесь, в одном из домов поселился молодой В. Пяст. Он, в частности, отмечает:

«Случилось и мне быть два раза у Владимира Алексеевича, который жил в то время в Ковенском переулке, с матерью, моложавою еще на вид вдовою, державшей, как говорили, библиотеку для чтения». 63

Строительство Французского Костела несколько затянулось. В ту пору, когда поэт переехал в Ковенский переулок, церковное здание еще стояло с «пустыми глазницами» окон. Этот образ, близкий к стилистике «северного модерна», вероятно, и породил замечательные поэтические строки:

Смысл этого сочинения достаточно расплывчат. Поэт, очевидно, вдохновлялся стихами К. Бальмонта. Он нередко обращался к традициям народного фольклора и воспринимал «полуночный час», как время, когда пробуждались мистические потусторонние силы. Слова на камнях… Не мог ли В. Пяст так представлять «следы» Хийси или каких-то других неведомых духов? Ведь гранит для облицовочных работ доставлялся с Карельского перешейка. А значит, каменные валуны могли быть колдовскими, связанными с духовными энергиями Севера.

Вглядимся повнимательнее в фасады петербургских домов, построенных в 1900-е годы, и попытаемся понять, какие ассоциации они могли вызывать у их современников – русских писателей и поэтов «серебряного века».

В начале ХХ столетия в Петербурге бурно развивались капиталистические отношения, наблюдался заметный индустриальный рост. Население тогдашней столицы Российской империи год от года увеличивалось. Соответственно, в городе не ослабевал спрос и на сдаваемое внаем жилье. В Петербурге активно застраивались все некогда пустовавшие участки земли. Доходные дома вырастали на городских улицах необыкновенно быстро. Жилые кварталы превращались в своеобразные «каменные джунгли». Внутри них, возникали, сообщающиеся друг с другом, пространства дворов-колодцев. По строительному регламенту Петербурга, строения не должны были превышать допустимого уровня высоты в 11 саженей. Соответственно, жилые здания имели не более 4—5 этажей.

Каждый домовладелец, естественно, руководствовался соображениями экономического характера и гнался за прибылью. Владельцы сдаваемых квартир хотели найти клиентов состоятельных, обеспечивающих им постоянный доход и стабильную жизнь. Чтобы привлечь таковых, те из них, кто обладал достаточными финансами, заказывали у местных зодчих оригинальные проекты, включающие и комфортное размещение жильцов в отдельных квартирах, и внешнюю эстетическую привлекательность зданий. Над венчающими карнизами домов стали делать треугольные декоративные щипцы, по примеру европейской архитектуры. Углы фасадов, выходящие на перекрестки улиц, неизменно, украшали башнями с круглыми или пирамидальными кровлями. Город постепенно приобретал «буржуазный» современный облик. Дома теперь уже легче было найти на карте Петербурга. Каждое жилое строение, находящееся на той или иной улице, имело нумерацию.

Для предприимчивых домовладельцев в городе на Неве вроде бы были созданы все необходимые условия. Но чего-то им все-таки не хватало!?

…Позволим себе небольшое отступление, и перенесемся на три столетия назад, в столицу Чехии – Прагу. Вплоть до 1770-х годов у жилых домов в этом городе не существовало номеров. Их функцию обычно выполняли тематические гербы или «домовые знаки». Жители Праги знали, например, где находится «Дом у рака» или «Дом у трех страусов». На улице Новый Свет, которую в шутку называли золотым местом в городе, в названиях всех строений присутствовало слово «золотой». «Дом у золотого дерева», «Дом у золотого желудя», «Дом у золотого барашка»… Такие наименования в ХVIII веке отнюдь не казались людям смешными.

Каждый из петербургских домовладельцев тоже хотел, в определенной степени, выделиться из общей среды. Помимо нумерации на его доме, ему хотелось видеть еще и какое-либо рельефное или скульптурное украшение, которое бросалось бы в глаза прохожим, запоминалось. И вот тут, открылось широкое поле для деятельности художников-декораторов, занимающихся проектами оформления городских фасадов.