Кит Стюарт - Дни чудес

Я лежу в кровати, шторы наполовину задернуты. Я думаю, а потом засыпаю. От утомления я всем телом вдавливаюсь в матрас. Иногда я не понимаю, сплю я или бодрствую, но кажется, большой разницы между этими двумя состояниями нет. Интересно, размышляю я, так ли чувствует себя Кэллум, когда ему худо, но сразу же начинаю злиться на себя за то, что думаю о нем.

Мальволио не хочет оставлять меня одну. Сидя на краю кровати, он мурлычет и тычется головой мне в лицо. Папе приходится приносить ему корм наверх, потому что кот не желает спускаться к своей кормушке. Глупый котик! Я думала, кошки не должны заботиться о людях. Может, он такой же бедолага, как я.

Скоро начнутся занятия в школе, но самое паршивое, как ни дико это звучит, состоит в том, что папа велел мне не ходить в школу. Я плакала так долго, что у меня застучало в голове. Все вернутся к прежнему режиму, наденут эту гадкую серую форму и будут жаловаться на скуку школьной жизни – все, кроме меня. Я не хочу быть отщепенкой, чудиком, неудачницей, «сумасшедшей на чердаке». Я хочу сидеть в классе или в комнате отдыха, на скамейке рядом со спортзалом, слушая сплетни о важных вещах, вроде того как Бритни Парсонс выпила восемь банок «Ред булла» с водкой на вечеринке у Стаммо или как Райан Бентон щупал Джейн Клоу за мусорными баками в «Теско». Я хочу вернуться к нормальной жизни, но знаю, что это «нормальное» никогда не будет прежним.

И вот однажды утром я просыпаюсь и понимаю, что сегодня мой день рождения. Я говорила папе – умоляла его – никакой суеты, никаких сюрпризов. Он приносит мне завтрак на подносе с кипой открыток и подарками. Я не открываю их. Пока лежу, переживая по поводу того, что оторвана от школьных сплетен, я слышу звонок входной двери. Я с трудом улавливаю его, но узнаю доносящийся снизу голос, понимая, что папа ослушался моего приказа – никаких посетителей. Вслед за этим я слышу топот ног по лестнице и на площадке, а затем в мою дверь барабанят кулаки.

– Ханна? – спрашивает Дейзи. – Надеюсь, ты в приличном виде, мы сейчас войдем. – (Дверь открывается, и меня ослепляет свет из окна в коридоре; я прикрываю глаза рукой и стенаю, как какой-нибудь хворый вампир.) – С днем рождения! Батюшки мои, здесь воняет, как в мальчишеской раздевалке! Дай открою окно, вонючая сучка!

Она прокладывает себе путь по полу, заваленному всяким хламом, и отдергивает шторы, а потом распахивает окно. В комнату сразу врывается ветер, словно много дней ждавший снаружи. Воздух наполняется цветочными запахами лака для волос и лучших духов ко дню рождения. Мои подруги хорошо подготовились к визиту.

– Послушайте, я очень ценю ваше внимание, – растягивая слова, говорю я, поглядывая на подушку, – но я никого не хочу видеть.

– Заткнись! – велит Дженна. – Это вторжение. Сначала мы поднимем тебя, а потом вырубим твоего папу и сбреем ему бороду.

– Извините, но я не готова к шуткам.

– Она не шутит, – говорит Дейзи. – Она несколько дней подряд слушала «Систем оф э даун» и стала очень агрессивной.

– Меня делает агрессивной твой дерьмовый рэп-поп.

– Прошу вас, – лепечу я, – я понимаю, что именно вы пытаетесь сделать, но, пожалуйста… пожалуйста, уходите.

Некоторое время они молчат, но даже сквозь дымку своей печали и страха я вижу, что они уставились друг на друга и каждая ждет, кто первым примет решение. Они разрабатывают новый план, пользуясь языком тинейджеров, который состоит из пристальных взглядов, закатывания глаз и неистовых хлопков и шлепков. Я осознаю, что какая-то глубоко запрятанная часть меня не хочет, чтобы они пошли на попятную.

Потом кто-то садится на кровать, и я чувствую на плече ладонь, теплую и мягкую. Я знаю, это Дейзи, потому что Дженна не способна на такие нежности. Я лежу спиной к ним, но понятно, что они пойдут на смену тактики.

– Ханна, – говорит Дейзи, – помнишь, когда мне было десять и у меня был тот ужасный приступ астмы? Тот самый, от которого я чуть не умерла? Меня срочно увезли в больницу и подключили к дыхательному аппарату, и я вся обделалась. На следующее утро ты пришла навестить меня с твоим папой. Я вся была такая противная и совершенно не понимала, что происходит, но вы сидели долго и о чем-то болтали, потом я услышала, как вы положили на столик у кровати пластиковый пакет. Ханна, помнишь, что в нем было?

Я не двигаюсь и ничего не говорю.

– О, я знаю эту историю! – вопит Дженна. – Это были леденцы с шербетом и комикс «Симпсоны»!

– Спасибо, Дженна, мы не в долбаном классе. Во всяком случае, я помню, что думала про себя: нужно просто выдержать еще один день, один день, когда мне так плохо, а потом я прочитаю этот комикс и набью себе рот шербетом. Я просто это предвкушала. На следующий день врачи говорили мне, насколько серьезна моя астма, и перечисляли все чертовы лекарства, которые мне понадобятся, но, когда они ушли, я села в кровати, прочитала этот долбаный комикс, съела этот долбаный шербет, и мне стало хорошо. По-моему, так все понемногу исправляется. Такими маленькими шажками. С маленькими угощениями. Никогда в жизни не пробовала более вкусных леденцов с шербетом.

– И она слопала их много, будем честными, – сказала Дженна.

– Господи, перестань портить мою речь на «Оскаре»!

– Послушай, – Дженна тоже плюхнулась на кровать, – я понятия не имею, что тебе приходится терпеть. Не могу даже представить. И понятия не имею об истории Дейзи с шербетом. Но мы твои подруги, и мы пришли к тебе. Вот так оно бывает, верно? Ты никогда не останешься одна, нравится тебе это или нет…

– Спасибо, я…

– …хотя на самом деле нам пора уходить, потому что твой папа сказал, что у нас только пять минут, а моя мама ждет нас в машине. Мне надо ехать на чертову ярмарку вакансий. У папы новый заскок: я должна стать специалистом по системному анализу.

– Честно говоря, мы даже не думали, что нас пустят, – говорит Дейзи, поглаживая мне спину. – Надо было все продумать заранее.

– Хочешь сказать, – вздыхает Дженна, – не стоило тратить три минуты на эту историю с шербетом.

– Во всяком случае, увидимся завтра. Мы собираемся постоянно возвращаться.

– Как герпес.

Подруги громко чмокают меня в щеку и лоб и уходят, оставляя за собой сладкий аромат цветов и косметики для волос. Комната вдруг становится унылой и холодной. Я поворачиваюсь на спину и смотрю наверх. Надо мной, по всему потолку, рассыпаны десятки фосфоресцирующих звездочек, которые папа наклеил для меня, когда мне было пять, потому что мне нравилось представлять себе, что я сплю на лесной полянке со стайкой поющих фей. В те годы я верила в волшебство. Тогда все казалось возможным. Теперь я знаю, что возможно все, но совсем в другом, невероятно дерьмовом смысле. Я знаю, что в любой момент у тебя могут отнять все, что ты считала своим. Будь у меня сила и энергия, я встала бы на кровать и сорвала с потолка эти звезды.