Кит Стюарт - Дни чудес

– Перестань, – говорит он. – Давай выйдем, отойдем в сторону и…

Джеймс успокаивающим жестом протягивает руки к Филу. Такое ощущение, что он пытается совладать с разозленной собакой.

– Отвали! – рычит Фил.

Он отталкивает Джеймса и неожиданно бьет кулаком. Джеймс отворачивается, прижав руку к носу. Это не похоже на сцену насилия из фильма – ни звуковых эффектов, ни замедленного движения. Как будто ничего не случилось. Но потом мы видим кровь, сочащуюся между пальцами Джеймса. Много крови. Он плюхается на одно из сидений ближайшего ряда.

Немедленно к Филу бросается Шон, и вид у него офигенно устрашающий. Он проносится мимо Салли, и, слава богу, она не пытается удержать его. Просто смотрит. Это выглядит очень внушительно, потому что Шон намерен сделать что-то с ее мужем.

Неожиданно Фил как будто сжимается и поникает. Он отходит на несколько шагов назад.

– Послушай, – произносит он совершенно другим тоном, – ведь у нас с тобой проблем нет, приятель.

Фил всегда стремился подружиться с Шоном, шутил с ним, как хороший товарищ. Шон обычно потакал ему. Но не сегодня, не сейчас.

– А теперь есть. – Шон переводит взгляд на Джеймса.

Фил следует за его взглядом.

– Я едва до него дотронулся, – шутит он, улыбаясь ужасной злобной улыбкой. – Не надо было пытаться этому тупому засранцу хватать меня.

– Этот тупой засранец – мой бойфренд!

Шон отводит правую руку назад и всем телом подается вперед. Правильно, вот так выглядит удар в кино. Сейчас произойдет нечто ужасное и смелое, нечто разрушительное. Кажется, все мы напряглись.

– Нет! – раздается довольно громкий голос, который на полпути останавливает кулак. – Шон, пожалуйста, не бей моего отца!

Джей стоит в дверях в своей идиотской бейсболке. Несколько секунд кулак Шона еще остается в воздухе, готовый ударить. Но с появлением Джея Шон опускает руку.

– Убирайся! – велит он Филу. – Сейчас же!

Фил выпрямляется, явно пытаясь выглядеть более достойно перед Джеем. Это почти трагедия. Тед обнимает Салли, у нее потрясенный вид.

– Если не пойдешь со мной сейчас же, то все кончено, – говорит ей Фил. – Кончено, блин!

Салли делает шаг вперед. Кажется, Тед собирается удержать ее, но потом передумывает. Его рука опускается. Я мысленно кричу: «Нет! Не ходи с ним!» Но она идет вперед, глядя на этого ужасного мужика с сочувствующей улыбкой на лице.

Она останавливается в нескольких футах от него.

– Ах, Фил, – говорит она ласково, почти с любовью, – уже давно все кончено.

Он в ужасе пялится на нее. Неподдельный ужас. Это бьет по нему куда сильнее, чем мог бы ударить Шон.

– Правильно, – судорожно задвигавшись, говорит он. – Пойдем, Джей.

И он направляется к выходу, подняв руку, которую собирается положить на плечо сына. Его сын. Единственный человек, на которого он может рассчитывать.

Но на этот раз Джей не двигается. Он сжимается, ссутулив плечи и отвернув лицо.

– Пойдем, сын! – вопит Фил, вновь пытаясь положить руку на плечо Джея.

Но Джей судорожно отталкивает руку, и его отец, спотыкаясь, едва не падает в фойе.

– Отстань! – говорит Джей. – Мне стыдно за тебя.

Мы не видим реакцию Фила. Мы слышим только, как распахивается, а затем захлопывается входная дверь.

Салли бросается к сыну, а я сажусь перед Джеймсом, доставая из кармана пачку бумажных салфеток. Он прикладывает их к носу. Шон тихо садится рядом и обнимает его за плечи:

– Наклони голову.

– Несколько минут назад я бы еще стерпел этот совет, – говорит Джеймс. – Как думаешь, нос сломан?

Шон отодвигает салфетки и смотрит на Джеймса. Нос покраснел и кровоточит, но не расплющен по лицу.

– Нет, – отвечает Шон. – Ты все такой же красивый, не волнуйся. – И он целует Джеймса в лоб.

Джеймс отводит глаза и посмеивается:

– Я тебе верю.

– Что? – говорит Шон.

– «Этот тупой засранец – мой бойфренд»? Только ты мог признаться в наших отношениях сразу после драки.

Обняв Джея, Салли вполголоса разговаривает с ним, объясняя, что происходит в их жизни. Мы смотрим на них со смущенным выражением. О господи, это так неожиданно!

– Я понятия об этом не имел, – говорит Тед. – Почему мы ничего не знали?

Он приближается к Салли и Джею, не говоря ни слова, Джеймс и Шон тоже подходят. Мужчины окружают их, как бы желая защитить.

В этот момент я со всей ясностью осознаю, зачем необходимо спасти театр.

Сегодня великий день. Ну, великий день или колоссальный провал. Думаю, через несколько часов мы это узнаем. Я начинаю посылать Салли эсэмэски в девять часов, спрашивая, в театре ли она, что происходит, на месте ли актеры, идет ли репетиция? Она отвечает, успокаивает, говорит, что все под контролем. Я пытаюсь найти для успокоения какой-нибудь комикс. Давно собиралась начать «Одеяла» Крейга Томпсона, но это не помогает. Я пишу Дженне и Дейзи и спрашиваю, как у них дела, проявляет ли публика интерес в онлайне? Кому-то есть до этого дело? Обе успокаивают меня и просят расслабиться. Они говорят, что позже встретятся со мной в театре. Как я могу не волноваться? В этом всё.

Тед говорит, что от совета по-прежнему ничего не слышно, так что это уже хорошо. Может быть, они позволят нам повеселиться, а затем снесут театр бульдозерами. Возможно, мы успеем туда как раз вовремя, чтобы увидеть разрушенное здание.

Я чувствую себя паршиво, я вся извелась от тревоги. К тому же меня тошнит, и я ползу в ванную, чтобы опорожнить пустые кишки в унитаз. Папа сразу начинает сходить с ума. В мире кардиомиопатии тошнота – нехороший признак. Что ж, прости меня, сердце, обвислый мешочек, сегодня у меня нет времени на твою аритмическую хрень.

– Позвонить в больницу? – спрашивает папа, в тревоге опускаясь рядом со мной на колени.

– Нет, все хорошо, – вру я. – Просто разволновалась из-за школьных дел.

Честно говоря, я постепенно привыкаю к возрастающему утомлению, стирающему границы дня. Привыкаю к тому, что утром мне не проснуться, что у меня уходит три часа на то, чтобы встать с постели. Я начинаю планировать кратчайшие пути по дому, придумывая наименее утомительный маршрут к микроволновке. Если я выхожу на улицу, то делаю это в середине утра или дня, когда на улицах не так шумно.

Но сегодня я хочу быть там. Хочу быть бодрой и сильной. Мы сделали огромную ставку на театр и на то, что он что-то значит не только для нас, и мне надо довести дело до конца. Я обязательно хочу быть там с папой, что бы ни произошло потом. Я поднимаюсь с пола, умываю лицо и прошу папу спуститься вниз и приготовить мне чашку чая. Потом я сажусь на кровать и думаю о своей пьесе. О том, как Салли все спланирует. Неожиданно я вспоминаю о прожекторах. Я ставила вместе с папой спектакли, и они не получились бы без хорошей осветительной техники, театральных прожекторов. Я снова шлю ей эсэмэску, и она почти сразу отвечает.