Александр Гуров - Короткая зима

Спешу вас разочаровать, если вдруг вы зачем-то были очарованы, организованный туристический поход низкой категории сложности — это не отдых, и не жизнь во всех её проявлениях, и даже не дыхание полной грудью, это расписанное по часам спортивное мероприятие, где подавляющее большинство участников в слабом теле и с угрюмым задором на лице берут низкий старт. К участникам обязательно прилагается пара подтянутых ходоков с проветренными мыслями и один шутник, неприятный тип, но тоже нужный. Иначе никак невозможно правильно выстроить иерархию группы и в конце похода объяснить каждому, почему это было так интересно, хотя всё вопиет об обратном. Туристический поход — это пятичасовая экскурсия по Парижу в самую раскалённую африканскую жару и без права на отдых в неотведённое время. Если у вас есть личное мнение на этот счёт, то это никого не интересует, умеренно бунтуйте себе во вред, но не отставайте от группы. Рассуждать, как вы стали заложником, теперь поздно. Но что нам Париж, когда полуостров Крым издревле окружён морем и наполнен древними развалинами. Когда очертания горных хребтов в голове вашего проводника ассоциируются с лоном Вавилонской блудницы, а каждый упавший в море кусок скалы, имеющий неосторожность торчать над водой, назван собственным именем и тоже похож на чёрт знает что. Что нам Париж!

Знаменитый и увековеченный Николай Иванович, таскающий группы по Крыму от самых истоков туризма до сегодняшнего дня, искренне наслаждался этим изобретением — «туризм». Момент, когда новоиспечённая группа делает свои первые шаги по незнакомой земле, вызывал в нём целую гамму чувств, и одно из них — всемогущество. Когда оно подступало, Николай Иванович тихо отодвигался от группы на безопасное расстояние и был счастлив словно ребёнок. На вид ему было под шестьдесят, но этот вид в основном распространялся на его длинную седую бороду. Жёсткая полоса волос на черепе и высоко выбритые виски на манер викингов уже вносили некоторую сумятицу в престарелый образ. Стальные мышцы не знали усталости, и только ветер морщин в углах глаз и белая борода сообщали смотрящим о возрасте титана.

На полуострове вы подберёте для себя почти любой пейзаж: моря, степи, пещеры, скалы, увитые виноградом летние кухни. Но пейзаж-то никуда не денется, а вот у вас только короткий отпуск. Будьте добры соответствовать горным массивам или распишитесь в своей несостоятельности на бумажке обратного билета и улетайте, уплывайте, уезжайте под стук колёс. Но не уезжают, потому как соответствовать летним кухням находят всё-таки возможным и оседают в частном секторе, ходят загорать, фланируют по набережной. Едят. Вкусно едят.

Недельный поход по маршруту закончился сегодня утром, и очередная группа умудрённых опытом женщин и мужчин была отпущена в мир на Коктебельском автовокзале, а Николай Иванович остался. Сейчас он сидел в теньке напротив дома творчества писателей и наслаждался поеданием спелого арбуза, рядом обедала бродячая собака, ей были предоставлены две порции шашлыка из ближайшего летнего ресторанчика. Ели они оба аккуратно — арбузные семечки и корки складывались в пакет, а куски жаренного мяса не покидали пределов пластиковой тарелки, разве что прямо в глотку бездомной собаке. Надо сказать, что Николай Иванович умел наслаждаться любой самой обыденной жизненной ситуацией, в ней он легко находил всё необходимое.

Надвигался дождь, и Николай Иванович заторопился на улицу Серова, в дом, где его ждала маленькая чистая комнатка с окнами в персиковый сад. Хозяйку, тётю Лиду, как её теперь все называли, он знал давно, ещё совсем молодой девушкой. Что между ними было летом прошлого века и было ли, Николай Иванович никому не рассказывал, хотя наверняка можно догадаться. С тех пор эта комнатка всегда ждёт его чисто убранной, раз в неделю Лида стелет в ней свежее бельё и никогда не сдаёт отдыхающим.

Дождь всё-таки накрыл Николая Ивановича. Сплошная стена воды обрушилась на его голову и головы беззаботных приезжих в плавках, шлёпках, и модных купальниках. Чёрные грозовые тучи застыли над посёлком. Николай Иванович появился на пороге летней кухни, как и положено после года разлуки, выхваченный светом молний из пелены дождя. В тот момент Лида как раз лепила пельмени, а на плите закипала вода. Первая партия уже была готова к заброске, она взяла в руки доску с ровными рядами и начала совершать плавный задумчивый поворот от усыпанного мукой стола к плите. Небесный художник по свету постарался на славу, озарив титаническую фигуру Николая Ивановича именно в этот момент. Лида ахнула, и пельмени торжественным салютом взлетели в воздух, уже через мгновение осыпавшись к лапам колченогой собачки Груши и флегматичного кота Ваймса. Чудо справедливости! Груша не была подвержена влиянию ярких спецэффектов и первый пельмень поймала на лету, а уже через сотую долю секунды втягивала пельмешки в себя на манер хорошего мощного пылесоса. Медлительному Ваймсу тоже повезло, один пельмень упал прямо перед его носом и, очевидно, принадлежал ему. Коту вообще часто везло, именно потому ему удавалось выживать так долго в этом сумасшедшем мире! Вот буквально вчера с ним приключилась история, хотя, что рассказывать. «Колька! Как же ты меня напугал! — всплеснула руками Лида. — Ну здравствуй, чёрт, заходи скорей, мокрый же совсем!» После ночей прошлого двадцатого века дружили они как-то хорошо, неспешно, ничего друг от друга не ожидая и принимая нечастые встречи, как большие радостные подарки.

Новая партия пельменей отправилась точно в кастрюлю, а дождь зарядил, как видно, надолго, надёжно отгородив зелёную кухню от остального посёлка. Наконец гора пельменей заняла своё место в центре стола, вверх от неё валил густой пар и мешался с виноградными листьями, пар был настолько густо замешан, что предприимчивый повар мог бы заворачивать его в эти самые листья и выдавать за долму. Кот наблюдал за дождём и больше не интересовался вознёй с пельменями, стоило ли так затеваться? Выражение его глаз говорило, что, мол, скука, брат, скука, и пусть всё идёт ко дну. Но в глаза ему никто не смотрел.

Ливень застал Феникса на Коктебельской набережной под козырьком палатки «Вина Крыма». Завсегдатаи давно переименовали её путём простой перестановки ударения в слове «вина», теперь ударение приходилось на последнюю букву и снимало с них всякую ответственность за беспробудное пьянство. Полная продавщица средних лет с золотыми зубами в пол рта и крашенной под блондинку причёской коротала время одна: из-за ливня отдыхающие разбежались, а пьяницы не слали гонцов. Уже четверть часа они с Фениксом стояли в тишине, наполненной шумом дождя и ровными ударами моря, и не проронили ни слова, не находя друг в друге достойных собеседников. Однако со стороны Карадага к ним приближалась чёрная точка, не заметить которую было нельзя, это был единственный движущийся объект на набережной. Все уже устаканились и нашли себе временный приют там, где их застала непогода. Курили кальяны, ели омлет, пили кофе или прятались под лодкой на прокатной станции. Точка одиноко приближалась, не обращая внимание на стихию, и выросла в старичка. Тот был одет в тёмные брюки, тёмный поношенный пиджак, на пару другую размеров превышающий состояние его тела, а на голове сидела тёмная же кепка. Весь этот однородный тёмный цвет плохо вязался с полураздетыми людьми, обычно бродящими по набережной в белых и пёстрых аксессуарах. Теперь старичка можно было хорошенько разглядеть и обнаружить, что в нескольких метрах позади него болталось редкое явление — шаровая молния, и не просто болталось, а неотступно двигалось следом, не нарушая, впрочем, определённой дистанции и не вторгаясь в личное пространство.