Андрей Латыголец - «Годзилла»

Заступая с ним в наряд, дежурство проходило по уставу. Звонить в дежурку после полуночи приходилось каждый час и докладывать обстановку в роте; если забыл, Лавров заставлял бегать к себе в штаб и отчитываться уже там. В оружейной комнате, выдавая наряду штык-ножи, а «шакалам» пистолеты, следовало придерживаться инструкции. По ночам он приходил в каждое подразделение, и тут уж если попал, то пиши пропало. В первую очередь его интересовал наведённый порядок в расположении. Ко мне он прицепился сразу. В туалете между окнами лежали невесть когда попавшие туда бычки, я пытался объяснить ему, что это не моя вина, однако он оставил в дежурном журнале пометку, что в роте порядок поддерживается плохо, за что я получил от Студнева по голове этим же журналом, в итоге ещё самостоятельно пришлось выковыривать из рам злополучные окурки.

Все в части знали, что Лавров был весьма увлечён старшиной Сладковой, шалавой по сущности, любящей рассматривать солдатские елдаки в бане и мысль, что он влюблён в шкуру и ничего с этим не может поделать, немного, но всё же успокаивала. Тем более я слышал истории, что в санчасти её периодически трахали солдаты. Лавров этого, видимо, не знал и на празднествах в части пел ей со сцены любовные романсы.

Качан особенно жаловал батальон охраны, приходил к трём утра и, дерзко садясь за мой стол, выставив меня перед собой, как школьника, опрашивал обязанности дежурного и как на зло с середины.

— Вот ты же учитель истории, а ни черта не знаешь, дежурный из тебя говно, может тебя на губу посадить для стимула? — ехидно улыбаясь, спросил меня майор.

— Вам виднее… — безразлично ответил я.

— Ничему тебя армия не научила. Вот скажи мне, какая от тебя польза?

— Товарищ майор, честно признаюсь — никакой. В армию я попал, потому что закосить не удалось, теперь понимаю, зря не пытался. Вы говорите, что я здесь должен был получить какие-то навыки, возникает встречный вопрос: какие? Ну, допустим, мыть пол, подметать, кружок кройки-шитья ещё ладно, но и это я мог запроста на гражданке освоить. Пострелял пару раз. Отсюда следует вывод: белорусская армия — это рабовладельческая структура, которая насильно удерживает молодых ребят, отнимая у них юные годы, лучшие годы, а ведь мы могли за этими стенами что-нибудь полезное сделать. Вы, конечно, можете возразить, как же, армия делает из мальчишек мужчин, но лично я считаю, что мужчинами нас делает жизнь, которую эта самая армия и ограничивает, следовательно она бессмысленная, и пора бы уже давно взглянуть правде в глаза и перевести её на контрактную основу, как это сделали все цивилизованные страны мира.

Качан что-тонаписал в своём блокноте и молча удалился в третью роту.

Муссолини был таким же деспотом, но дрючил исключительно ППУ и водителей, которые по его словам и так всю службу прохлаждались. Приходил в роту он ближе к часу ночи, мог просто молча пройтись по расположению, ничего не сказать и уйти в другую роту. Весь путь приходилось проделывать вместе с ним, выказывая своё почтение и строгую подчинённость. Муссолини это дело любили, тут же преисполняясь возвышенностью, получая моральное и визуальное удовольствие.

Капитан Иванченко практиковал пробежки к себе в штаб среди ночи любого дежурного, кто на его усмотрение во время доклада по телефону гундосил в трубку, вызывая подозрение в заспанности. Пару раз сбегал в штаб и я. Капитан в наглую играл в «World of tanks», заставляя нас заучивать абзацы из устава, от нечего делать называя номера страниц. Мне хватало часа, чтобы справиться с задачей, но в среде остальных дежурных это было истинной пыткой. Сонные они пыхтели от прилагаемых усилий в заучивании этих деревянных строк, тяжело переминаясь с ноги на ногу. Одного дежурного с «автобота» Иванченко продержал вплоть до подъёма.

— Вымахали, лоси, хуй, как пивные банки, а устав выучить не могут, — всё причитал на нас капитан.

По рассказал Муки майор Дикий пробивал лосей с порога. Как только дежурный делал три строевых ко входу, ему следовала команда «своди». В моё дежурство я лишь единожды застал его в нашем расположении. На тумбе тогда стоял Бохтыш и мы с ним немного повздорили. Видите-ли, я мало давал ему сна и он рубился прямо на тумбе, покачиваясь и кивая головой каждую минуты. Следовало взбодрить бойца, и я велел ему встать на кости. Бохтыш долго сопротивлялся, но всё же встал. Заслышав шаги по лестнице, я приказал ему подняться. Тот, понятное дело, затаил обиду и остался в исходном положении. Дикий вихрем залетел в роту. Я, уже подписывая себе сметный приговор, обречённо сделал к нему три строевых. Дикий посмотрел по сторонам. Бохтыш стоял на костях, в ожидании моей скорейшей экзекуции.

— Воспитываешь молодое пополнение? — глядя на моего «слона», спросил майор.

— Так точно!

— Ну, это правильно, продолжай в том же духе, — только и сказал он, направившись в третью роту.

Через месяц я узнал, что его разжаловали и уволили из вооружённым сил. Пацаны из ремонтной роты говорили, что у него снесло крышу и на ночном обходе роты, он стрелял из пистолета в потолок.

Швока требовал от нас знания технических характеристик оружия, спрашивал их прямо на разводе, а в оружейке постоянно допекал меня количеством запасов патронов и гранат. По своей неосведомлённости я несколько раз рисовал ему чертежи составляющих деталей АК-47. Швока, хоть и был забавным майором, откидывающим сиюминутные остроты, всё же по сущности своей слыл заносчивым и неугомонным «шакалом».

Никогда вопросов не возникало лишь с майором Разиным, это был здоровый перекаченный вэдэвэшник в тельняшке, но как ни странно, самый лояльный и толковый офицер. На разводе его главным требованием было запирать роту после отбоя на ключ и никого не пускать в расположение, что мы послушно и исполняли, рубились прямо на кроватях, оставляя за старших «слонов» -дневальных. Если не спалось, жрали с Чучвагой или Индюком «Роллтон», обильно заправляя его майонезом и, нарезая в котелки сосиски. «Слоны» заранее покупали нам весь провиант, за что мы разрешали им сидеть в своих телефонах и даже немного спать.

***

Как-то поздно ночью в роту зарвался пьяный в дразг лейтенант Левкович. Я был в наряде с Индюком, а Чучвагой и пока сидел на долбанах, Чучвага был в отдыхающей, услышать чьё-то громкое падение на земь, потом гундосый, исонный голос Пахи:

— Дежурный по роте на выход!

Я впопыхах выскочил на зов и увидел, как едва держащийся на ногах Лёва, схватил за шею Индюка и простреливал ему с кулака под дых.

— Дежурный! — замычал Лёва. — Почему твой дневальный на посту рубится? Где второй?

— Отдыхает, товарищ лейтенант.

— Буди его и быстро ко мне в канцелярию.