Андрей Латыголец - «Годзилла»

В оружейке, когда «шакалы» получали оружие, я по долгу пялился в зарешечённое окно и сочинял грустные стихи. Образы появлялись спонтанно.

***

При подъёме роты я чаще стал использовать дикие оры, чтобы уже с утра моментально настроить «слонов» на ободряющие ритмы армейской жизни.

— Подъём, печальные! Живее подорвали свои очела! Ускорились, уёбища!

Некоторым приходилось поддавать с ноги.

«Слоны» митусились по располаге, а свои поглядывали на меня с определённой недоброжелательностью.

— Умеешь ты, Петрович, испортить утро, — говорил мне Гораев.

— Утро добрым на граждане будет, — отвечал я и мой бас с потоком яростной брани рассыпался по всему расположению.

Настроения не было. Так почему оно должно был быть и у остальных?

***

В карауле по слухам Нихи Секач заново принялся жестить и бесчинствовать. «Слоны» прокачивались с «красными драконами», стояли часами на костях в бодряке и сутками не спали. Я видел, какими бледными и замученными они возвращались в роту и меня даже передёргивало от мысли, что когда-то и мы были такими же страдальцами, правда, нам не повезло вдвойне ещё и с нашими «фазанами».

Я знал, что когда-то должен был произойти первый срыв, гадал у кого именно и каким образом, но чтобы так быстро.

Кто-то из «слонов» накатал комбату донос, что младший лейтенант Секач избивает в карауле солдат, всячески унижает и вообще морально изводит. По прибытию в роту Секача тут же сняли с нарядов по караулу и дали строгий выговор.

Он был в бешенстве.

Я как раз сменился с дежурства и, стоя с Мукой у оружейки, услышал приказ Студнева, взять Секачу парочку караульных «слонов» и «фазанов» покрепче, меня, Гораева, Стасю, и отменно прокачать в спортзале. Секач приободрился и тут же отдал команду строиться. Вместе с нами встал качёк Станов, Бохтыш, Кубацкий, Камса и Карпов. Секач молча вывел нас на улицу и вскоре мы оказались в тренажёрном зале, среди всех этих брусьев, штанг и гантелей.

— Ну, что, шохи, попались? — вышедши на середину зала, гневно обратился к нам Секач. — Вы думаете, я не узнаю, кто это сделал? Да и пох, если не узнаю, отныне вы все для меня стукачи и «слоны» печальные. Мне фиолетово, что кого-то там перевели в «фазаны», раз не можете нормально воспитывать малых, значит сами такие же «слоны». Плакаться к комбату побежали. Это реальный позор и личная мне обида. Хотя, отставить. Мужики не обижаются, мужики злятся. На кости, живо!

Потом началась прокачка. В течении двух часов мы вместе со «слонами» жали, держали уголок и снова жали, стоя в упоре лёжа.

Гораев, я и Стася тряслись от бессилия над его психопатическими командами, но, почему-то, злости мне лично это никакой не прибавляло. Как бы нас не пытались душить, я всё-таки считал себя не сломленным, прекрасно осознавая, что никогда не стану Кесарем или Гнилым, и уж тем более Секачём с его гопорильскими замашками.

Видимо, Студнев, таким образом, хотел привить нам чувства несправедливости по отношению к младшему периоду. После прокачки такие чувства несомненно возникали, но мне совершенно не хотелось выносить это на «слонах», только из-за того, что они пришли на пол года позже нас. Эти тюремные традиции никогда не были приоритетнее чувства собственного достоинства, а лишь в очередной раз демонстрировали всю офицерскую несостоятельность, в бесмысленных попытках искоренять дедовщину, самолично её же взращивая. Рыба гниёт с головы.

Назад в роту мы шли, спустив семь потов.

***

От ефрейтора Чучваги я узнал, что он бесстыдно развёл свою родную бабушку, с которой совместно проживал в Гродно на деньги, и тут же купил себе новый телефон Samsung Galaxy. Добропорядочная бабуля повелась на гнусные увещевания оболтуса-внука на то, что в армии нужны деньги на новую форму и берцы, сигареты и паёк, отдала ему всю пенсию и припрятанные на чёрный день закрома. А уже через пару дней Чучваге на КПП привезли его заказ.

В наряды он заступал со мной и пока «слон» убирал расположение, сидел в бытовке в Интернете. Сидел он в нем и днём, когда поблизости не было «шакалов», но всё же постоянно пытался шифроваться. Телефон мы прятали в каптёрке, с молчаливого согласия прапора — всё было схвачено и под надёжной охраной.

Когда Чучвага отправлялся спать, я просил у него телефон в своё личное пользование. По началу я просматривал всякие полезные сайты и читал новости, лазил «в контакт» и смотрел фильмы, трафика было предостаточно и я, ложась на стол в бытовке, засыпая под «Ходячих мертвецов».

Со временем я стал понимать, как можно ещё использовать, по армейским меркам, это бесценное сокровище.

Прошло уже несколько месяцев, как я покинул патрулировать четвёртый пост. Потом это дежурство по роте. Я постоянно был в напряжении, пока окончательно не вникнул во всю эту кухню. Стресс спал, появилась расслабленность и свобода мышления, а вместе с тем проснулись и животные инстинкты.

Сперва я долго не решался, всё-таки на посту было безлюдно, а здесь целая рота спит и дневал на тумбе чахнет. Но потом, по прошествию некоторого времени, я решил плюнуть и, запираясь в кабинке туалета, импульсивно мастурбировал на порно-ролики.

Трахаться хотелось страх, как сильно, яйца казались свинцовыми и одно только лёгкое прикосновение к ним причиняло ужасный дискомфорт. В первые такие дежурствах я спускал по три и более раз. Со временем, вернув своё физиологическое состояние в нормальное руслу, я поостыл и мне хватало кончать один раз за двое суток.

Бывало и такое, что я дрых до самого утра и, просыпаясь за час до прихода ответственного, быстро шёл в туалет, чтобы взбодриться.

Однажды ответственный Карач пришёл раньше времени и я, услышав от дневального «дежурный по роте на выход» с мощным стояком и спермой в ладони, потерял дар речи. Быстро вскочил с унитаза, как-то натянул портки, подпёрши член ремнём и на скорую вытерев руку туалеткой, выбежал на встречу к Карачу. Он тут же подал мне руку. Пришлось пожать. Думаю, он принял мою влагу за пот.