Андрей Латыголец - «Годзилла»

Выспался я вдоволь, проснулся около двенадцати часов и ещё с час провалялся в кровати. На кухне уже ожидал приготовленный обед.

Оставалось ровно девять суток. Нужно было потратить это время с пользой для себя и я стал строить планы.

Второй день провел в квартире, погрузившись в метафизику своей комнаты, ложился на пол и по долгу слушал музыку, пялясь в потолок, так, как мечтал, мёрзнув ночью в карауле и от этих воспоминаний меня даже передёргивало.

«Хопіць, толькі не трэба думаць пра войска».

Вечером посмотрел парочку фильмов и сходил в магазин за пивом.

Следующий день отвёл для Даши. Мы сидели на лесенках уже недееспособного завода, который разобрали по офисам, много курили, общались и целовались. Она намекнула, чтобы я особо ни на что не надеялся, это у нас так, не серьёзно. Я был не против и меня это устраивало. Затянувшаяся неразбериха в моей личной жизни стала мне надоедать и я с нетерпением ждал дембеля, чтобы удариться во всё тяжкие, пройдясь по слабому полу татаро-монгольским игом.

Сходил с Игорьком в душный «Рокер-бар» на какую-то панк-рок солянку, заметив, как значительно поубавилась численность народу в сравнении с прошлыми летами.

Навестил друзей-товарищей на съёмной квартире, где мы выдули по добротной шишке и долго спорили о «Pussy Riot».

Странно, но общение практически со всеми моими гражданскими сверстниками, наложило на меня печать непонимания. Я слушал их рассказы и чувствовал в них наивность и несерьёзность, даже какую-то детскость. Мне казалось, что я повзрослел и немного изменился, хотя за мной этого никто не заметил. В разных компаниях я ощущал себя неуютно и мне это отнюдь не нравилось. Хотелось стряхнуть весь этот армейский груз и пыль, осевшую в моей голове.

В последний вечер, пьянствуя со знакомыми на излюбленном нами стадионе, недалеко от дома, где стояли мини-трибуны, которые все дворы давно использовали под распитие алкоголя, я даже поспорил с ними по поводу дедовщины, немного выгораживая и защищая её. Меня не понимали и доказывать им что-либо было бесполезно.

Отправляясь обратно в часть, я всё же радовался, что возвращаюсь туда в последний раз.

***

После непродолжительной отлучки, попав сразу в строй на развод, я почувствовал, как будто оказался в армии впервые, всё для меня было ново и даже «слоны» казались борзее и раступленней меня. Ковш с третьей роты сразу заметил мою затянутость и только посмеивался.

В роте все порядки и ужимки казались дикими и мне пришлось поднапрячься, чтобы скорее вернуться в прежнее состояние, очухаться и прийти в себя. На следующий день я заступал дежурным.

А в части за время моей отлучки произошло ЧП. Отбывший в своевременный отпуск, получивший в «автобате» сержанта одноухий Леонов, с которым мы месяц пробыли в карантине, убил обухом топора свою пожилую соседку.

Выпивал в компании, деньги закончились, захотелось добавки. Пошёл просить в долг, а соседка заартачилась.

Забрали его на следующий день. Дали строгача и отправился Леонов на зону на долгих двадцать пять лет.

Перед отбоем мы с частью своего периода засели в каптёрку к Индюку. Наш период окончательно раздробился на кланы и мы практически перестали общаться с некоторыми из своих. Чучвага с Индюковым недолюбливали караульных, но я всё же уговорил их пригласить остальных за общий стол. Мать собрала мне большую сумку харчей и мы устроили себе небольшой праздник.

Бедняги «слоны» просились войти в каптерку, чтобы подготовить парадную форму к караулу, которая висела на сохранении в длинных красных шкафах. Индюк лишь бросал в них куриными костями.

— Сдриснули в ужасе, мы хаваем! — с набитым ртом ревел щекастый ефрейтор.

Потом меня долго расспрашивали про гражданку, завидовали и вздыхали, что мне скоро домой, а им ещё топтать до весны.

***

До дембеля оставалось чуть меньше двух месяцев, а батальон охраны собирался на двухнедельные учения в лес. Через Индюка, которому в свою очередь рассказал прапор Станок, мы узнали, что Студнев собирается оставить в роте двух дежурных: меня с Мукой и двух дневальных нашего периода, мол на учениях люди нужнее, а мы и вчетвером справимся. Чуть позже стали известны фамилии Раткевича и Напалюка. Казалось, нам не повезло. Дневальным придётся весь день торчать на тумбе, а в то время, когда они будут ходить в столовую, на тумбу будет вставать дежурный. Однако, плюсов всё же было больше. В своё дежурство мы практически всегда должны будем находиться в роте, спать, жрать и поддерживать её в порядке. В роте к тому же не будет никакого начальства. За старшего в батальоне останется лишь один капитан Головач. Хотелось, конечно, съездить и в лес, посмотреть, что это такое, жить в палатке и патрулировать ночью участок, да и, говаривали, там кухня добротная.

За две недели до учений роты стали готовиться к высадке в лесах. Для этого следовало показательно собрать для командира части ряд палаток, предназначенных для солдат и офицеров, чтобы полкан оценил готовность и одобрив, приказал всё заново разбирать и грузить по машинам.

Задача была не сложной, но за неделю мы раза три разбирали и собирали палатки по новой, командиру, видите-ли, не нравился то натяг, то плохой крепёж каркаса, то ещё чёрт возьми что.

Палаточный городок строили возле «холодных». Когда я был не в наряде, в основном старался филонить. Ставил «на фишку» кого-нибудь из «слонов» возле окна «холодной» и рубился прямо на столе, пока они выгружали все эти мат сети, колы для крепежа и прочий сподручный инвентарь.

Когда устанавливали каркас, я скрывался на лесопилке, брал с собой в подчинение парочку молодчиков и, приказывая им, сбивать поддоны, ложился в теньке на брёвнах, лишь бы не работать.

«Шакалы» негодовали от бездарной команды наших сержантов и ставили их перед всеми на кости.

Когда палатки поставили в третий раз, натянув на каркас брезент, мы вместе с Чучвагой и Индюком рубились внутри прямо на деревянных настилах, курили, тупились в телефон. Заслыша приближающиеся шаги, бегали из палатки в палатку, скрываясь от начальства. Наш период поглядывал на нас искоса, три наглых ефера распустились не по-детски, в итоге к нам присоединился только Гурский.

— Почему вы не работаете? — говорил в нашу сторону Гораев.

— Мы не «слоны», чтобы пахать, — отвечал ему Индюк.

— А почему сержанты работают?

— «Слоны» вы второго периода, а не сержанты, — ехидничал Чучвага.

А потом за этим делом нас застукал Секач. Не удивительно, если ему не нашептали наши доброжелатели. Секач нагрянул в палатку в неожиданный момент и вознамерился нас наказать, причём, по его бычьим глазам было видно, что весьма жестоко, благо в палатку вскоре за ним зашёл комбат и мы тут же рассосались по задачам. Секач позже всё помыкался нас подловить, но мы то вечно филонили, удачно скрываясь с его глаз, то для своей же подстраховки, держались поблизости у вышестоящего начальства.