Андрей Латыголец - «Годзилла»

— «Слоняра», ты Петрович, — пыхтел Раткевич мне со своей койки.

Напалма я отбивал по возможности сразу по окончанию работ, практически вплоть до самого подъёма. С дневальными мы установили чёткие правила. Они стоят весь день — всю ночь спят.

Обычно, после полуночи мы с Мукой становились на тумбу, но это только для вида. Как раз позади неё находился комод и я садился на него смотреть с телефона фильмы.

Бывало, Мука просил разбудить его в три часа ночи и мы вместе пили кофе. Каждую ночь ко мне приходил Ковш и дежурный из первой роты сержант Шаренко. Мы на широкую трапезничали за моим столом, втроём покидали роту и выходили курить на улицу. Воистину это было потрясающее время.

Проверяющие, зная, что наш батальон на учениях, особо нас не трогали, заходили в роту затем, чтобы узнать, всё ли в порядке и спешно покидали нас в одиночестве.

За десять минут до подъёма я будил Напалма и шёл в штаб за ключами от КХО, потом на развод, далее в «стелс» и обратно в роту. Ни каких «физо», ни каких костей. Жизнь была прекрасна и я вычёркивал в своём блокноте последние оставшиеся там точки.

***

После смены дежурства мы отсыпались по полной. Сменялись за пол часа, чтобы увеличить интервал отдыха. Спокойно шли в душ и мылись. Я слышал, что раннее в армии не было горячей воды и солдаты закалялись зимой и летом. Но благо наша часть была элитной и я знал, что такое стоять под тёплыми струями дождика и сполна этим наслаждаться.

В итоге спали до часа дня. К часу Мука будил наши бренные тела и мы не спеша, скооперировавшись с остатками третьей роты, двигались на пайку. Обед почти не ели, ожидая по времени открытие чифана.

Покурив, двигали к нему, ели от пуза сладости и набирали провиант на ночь.

В три часа был развод батальона охраны. Капитан Головач проводил его в нашем расположении, выстроив сменившихся с наряда рот на взлётке. Обычно, Головач отправлял нас всех скопом на дровяной, заготавливать дрова в лес. Нам повезло, что в первой и третьей роте остались «слоны», на которых тут же ложился весь груз работ.

Я, Ковш и Шаренко были в так называемом «отказе», беспечно прохлаждаясь в теньке. Напалму приходилось работать вместе со «слонами». Работал он в пол силы, бывши у них за главного, и я особо на него не кричал. Правда, он пару раз пытался сфилонить, но сержанты быстро ставили его на место, мол ты «слон» второго периода, тебе с нами сидеть не положено. Я за него не заступался. За время нашей «слонячки» Напалм зарекомендовал себя весьма нелестным образом, что лишало его перед остальными «фазанами» определённых привелегий.

Его косяки своей эпической масштабностью обошли всю часть. Так, к слову, можно привести караульный залёт, времён марта-апреля, когда мы дико не доедали и не досыпали, курсируя между костями и «красными драконами». Напалма тогда только поставили в помощь к Захару вторым тэсэошником и он частяком стучал на нас, докладывая Потапу неправильные действия часового, наблюдая за всеми в камеру. В то время мы подворовывали хлеб из караульной кухни, чтобы как-то продержаться и в один из таких раз, когда Секач приказал принести себе на ужин кусочек черняги, Рацык лишь развёл руками. Нас всех построили в бодряке и принялись шмонать. Хлеб ни у кого не обнаружили, а по наличию крошек в моём кармане всю вину тут же повесили на меня, и хотя крошки были уже сухими и дураку было понятно, что они давнишние, Секач поставил нас на кости. Мы стояли около часа и никто не признавался, куда подевался весь хлеб. Кесарь принёс дубинку и предложил Секачу нас проучить. Начкару же всё не давала покоя недосказанность и он, расхаживая между нами, обратил взор на тэсэошника.

— Что-то мне Напалм не нравится, сидит себе смирно, молчит, ну-ка вставай!

Напалм встал. Секач подошёл к нему, стал досматривать, расстегнул на нём китель и куски хлеба посыпались на пол. Все мы были в шоке. В караулке на мгновение повисло молчание и даже сам Секач не знал, что сказать.

— Ты ведь понимаешь, что я сейчас бы пропиздил всех твоих пацанов дубиналом? И ты что, падла, так бы тихо сидел и молча слушал страдания своего периода?!

Напалм потупил взор и виновато опустил голову.

Нас подняли с костей, а его тут же перевели в крысы.

Потом я видел, как Гурский с Рацыком поставили Напалма в долбанах на кости и пару раз проехались с ноги по его рёбрам. Жалкое зрелище.

Теперь же мы, три дежа, сидели в теньке и ленно наблюдали за работой «слонов» с Напалмом. «Слоны» пилили брёвна, разрубали чурки на дрова и относили их под навес. Напалм занимался укладкой. Глядя на них, я с содроганием вспоминал, как ишачил тут «по слонячке». Тогда работа казалась не такой уж и пыльной, и мы трудились, ожидая, когда нам разрешат отправить кого-нибудь в чифан за пакетом сладостей. Теперь уже мы отправляли гонца за съестным. «Слоны» угощали нас и все были довольны.

Потом наступало время дрёмы. Вот же странно, сна мне хватало, но от ничегонеделания, спать хотелось ещё больше. Тело казалось ватным и я даже не представлял, как раньше все эти месяцы беспросветно пахал, прерываясь лишь на сон и жалкий паёк.

На дровяном «трудились» до ужина, пока за нами не приходил Мука или другой дежурный, отводивший нас в столовую.

Воздух без команд и вечно недовольных физиономий «шакалов» воочию изменился и я уже стал побаиваться их возврата.

***

Между дежурствами, в свободное время по вечерам, я таки дорвался до тренажёров, которые располагались в роте. Делал жим лёжа, тягал гантели и качал пресс, чтобы немного прийти в форму. Включал через DVD свою музыку, да погромче и жал железо.

Видимо, я был первым, кто крутил в этих стенах панк-рок и пацаны с соседней третьей роты, да и наши, натуральным образом охреневали от моих вкусов. Я даже пару раз включал свои демки и говорил всем, что это мои песни. Пацаны, прежде и не слыхавшие ничего кроме своей рэпчинки и прочей посни, только крутили у висков.

Как-то в роту зарвался майор Швока и когда я делал очередной подход, обрубил мою вакханалию. Ему совершенно не понравились Rage against the mashin, да и должны ли были понравиться?

— Что это за разлагающие наш боевой дух пиндосовские выкрики, отставить!

По его уходу я сделал ещё громче. На зло. Протест и негодование только будоражили мою юную кровь.

***

А потом у нас в роте случился залёт. Не бывает худа без добра.

Я отправился спать в очередную из своих положенных отдыхающих, оставив Напалма на тумбе, бдить и следить за ситуацией в роте.

Где-то через час меня толчком в плечи разбудил капитан Головач.

— Просыпайся, дежурный! Раз уж твой дневальный не может нормально стоять на тумбе, стой за него!

Я вскочил, едва задремав, не понимая в чём дело. Подошёл к обескураженному Напалму и расспросил, что случилось.