Александр Кириллов - Моцарт

24 июня (день). Осмотревший Анну Марию доктор приготовил ей питьё. Ревень в порошке он смешал с вином. Это удивило Вольфганга и он запротестовал: вино горячит … «Когда я высказал им это, все снова закричали: как? что вы говорите, вино не горячит, лишь укрепляет». Вольфганг наотрез отказывается давать Анне Марии этот напиток, тоже кричит и угрожает. Но господин Хейна, врач, сиделка продолжают настаивать на своем: вода горячит, а вино укрепляет . В конце концов он уступает и отдает мать в руки врачей и Бога…

25 июня. Доктора всё нет. Анна Мария не ест, глотает воду из ложечки, которую он силой просовывает ей между зубами. Её состояние не меняется: сон или забытье, редкие прояснения сознания. Её взгляд устремляется к нему, и на все его расспросы она только безутешно плачет. Часами, глядя на внешне бездыханную мать, он испытывает то же чувство апатии, что и смертники накануне казни. Множество раз просыпаясь среди ночи, он, затаившись в мертвой тишине, со страхом гадал — умерла? Эта мысль поднимала его с постели и он, дрожа от холода, приближался к кровати Анны Марии и осторожно касался её руки — теплая, значит, жива. «Теперь у меня, без сомнения, есть много времени, чтобы сочинять, но я не в состоянии написать ни одной ноты»…

26 июня. Сегодня доктор осмотрел Анну Марию. Он предупредил, что всё идет к … Я боюсь, что она не переживет этой ночи и может умереть с часу на час. Если её что-то тревожит, сделайте так, чтобы она смогла исповедоваться. Пока доктор укладывал инструменты, Вольфганг согревал ладони матери, по одной сжимая их в дрожащих руках — его поразили её ногти — бледные и ребристые… Выйдя вслед за доктором, он бросился на улицу Шоссе д’Антэн в поисках господина Хейна, который приглашен к какому-то принцу, чтобы принять участие в музыкальном вечере. Г-н Хейна «обещал прислать завтра немецкого священника».

26 июня (вечер). Заручившись обещанием г. Хейна, Вольфганг нанес визит барону фон Гримм и мадам д’Эпиней. «Они рассердились, что я ничего не сказал им об этом раньше. Они немедленно пришлют своего врача. Я промолчал, не став им объяснять, что моя мама не хочет никого из французских врачей. Они собираются прислать его сегодня же вечером».

26 июня (поздний вечер). По возвращению домой он долго стоит в прихожей квартиры на улице дю Гро-Шене a l’ex- nº10 (сейчас rue de Sentier) и напряженно прислушивается к малейшим звукам, исходящим из-за двери, словно просеивая тишину… Открыв дверь, входит — и с опаской заглядывает за ширму к спящей Анне Марии. Её щеки ввалились, даже волосы, казалось, поредели. Очнувшись от сна, она вдруг улыбается ему. И на радостях, сбиваясь и оправдываясь, он начинает ей рассказывать, как по дороге ему встретился господин Хейна в компании немецкого священника, и тот, будучи «много обо мне наслышан, выразил желание завтра нанести нам visite [визит], чтобы послушать меня». Она не возражает. Её бледное лицо порозовело, нет больше вокруг глаз темных пятен. И как в отсутствии доктора он нашел её лучше, то и не стал говорить ни о бароне фон Гримме, ни о его обещании прислать ей своего врача.

27 июня. От неё остались одни мощи. Но сколько же нужно иметь сил, чтобы перевернуть её, пребывавшую в беспамятстве, или сменить, выдернув из-под неё, простынь. Приходится удивляться, как это ему удавалось, маленькому слабосильному Вольфгангу, даже с чьей-то милосердной помощью.

28 июня. День да ночь — сутки прочь. Анна Мария лежит за ширмой, дышит громко, учащенно — что-то всхлипнет в груди и она затихнет, не дышит… Цвириньк-цвириньк — вертит на подоконнике головкой воробей; его сдувает порывом ветра. Занавески — хлоп хлоп хлоп-хлоп хлоп хлоп-хлоп хлоп хлоп-хлоп. Вольфганг заглядывает за ширму, грудь вздымается — жива… Проходит два часа — её переворачивают на другой бок; ещё через два часа — снова. А между: мыкается по квартирке туда-сюда, от окна до двери, как загнанный зверь — там там тарам там тарам там трам-трам — и кружит, кружит по комнате…

29 июня. Ломит суставы, раскалывается от боли голова, но ему надо вставать, надо что-то делать… Г-н Хейна, чтобы подкрепить силы, время от времени плеснет в стакан вина — ему и себе.

А из Зальцбурга, — замечает мой фактолог , — всё приходят письма от Леопольда: «У вас прекрасное лето! Отлично! У нас июнь был плохим… Я нашел на карте улицу , где вы сейчас живете… Вы, действительно, находитесь в хорошем месте. И я этому рад. Если вы живете, как ты это описываешь…

Итак, Вольтер мертв… умер как жил… Мог бы и лучше всё устроить для своей посмертной славы.

Гайдн 176 176 Гайдн (Haydn) Михаэль (1737—1806) — австрийский композитор, органист, педагог закончит водянкой, если будет так напиваться…

…перейдем к Катерль Гиловски. Она недавно уехала в Алтоттинг с семьей графа Плаза. На мишени я нарисовал её, держащей в руке восковую куклу; по одну сторону от неё — церковь, по другую — Алтоттинг, и подписал такие строчки:

…Я не могу переслать вам все комплименты. Г-н Дейбл… вас приветствует с домочадцами; Митцерль, Буллингер, Саллерль, Антреттер, Хагенауэр, Мольк, Ферлендис, Феррари, Коэнбург и вся компания «Стрельбы»… Было написано и отправлено Леопольдом 29 июня 1778 года.

30 июня. Анна Мария пришла в сознание. Вид виноватый, говорит едва слышно, но счастлива — отпустило, слава Богу. И смотрит на столик с кроватью — нет ли писем из Зальцбурга. Еще вчера ушло к ним письмо Леопольда c вечерней почтой. «Моя дорогая супруга и мой дорогой сын! Мы надеемся, что вы пребываете в добром здравии, мы оба так же! Вы получили моё письмо от 11 июня?»

От 11-го получили, а от 29-го — Вольфганг вскрыл конверт уже в одиночестве.

Анна Мария шепчет, что хочет причаститься. Вольфганг опрометью кидается исполнять её желание. Солнце скитается за изгородью из ветвистых деревьев, играючи ныряет в обширные прогалины. Встречные пешеходы расступаются, недоуменно оглядываются. Вольфганг бежит на другой конец улицы Шоссе д’Антэн за городскую заставу. Ударил церковный колокол в соседнем квартале, приветствуя запоздалых прихожан, направлявшихся в храм… Вольфганг останавливается, обернувшись на звук колокола. Мерный медный гул настигает его, бухая в унисон с его сердцем… «У нас идея (и все друзья нам советуют) снять к концу лета частную квартиру, заказать мебель, это здесь не трудно, и обустроить нашу кухню. Так жить здесь выйдет вдвое дешевле. Это мы [с Вольфгангом] осуществим, как только появится у нас больше денег». Домá, островерхие крыши, кроны деревьев, изрешеченные солнечным светом, и пронзительно чистое небо… высоко, в самом зените… Мама!.. Слеза как песок натерла глаза — высохла. Он очнулся… Господин Хейна обещал им немецкого священника… Боже, пошли ей легкую смерть. Спустя два часа она исповедалась, причастилась и была соборована.