Александр Кириллов - Моцарт

«А в вас живет первостатейный зануда и сексист, подозрительный и мелочный, — поднялась с места взбешенная Агнешка и первой вышла из зала.

«Кого собираемся играть, — крикнул ей вслед сценарист, — куртизанку или святую? На память мне сразу приходят её отношения с N.N., от которого она могла стерпеть всё что угодно, даже хамство, о чем писал, ничуть не догадываясь о причинах, Вольфганг. „Не жениться же на всех, с кем ты шутил, — философски оправдывал он эти „непростые“ отношения, — тогда и у меня запросто могло быть уже 200 жен“. Констанца с ним отшутилась за всех».

ПОХОРОНЫ

На пустынной улице под моросящим дождем мокнет у обочины карета. Лоснятся влажные крупы лошадей, с густых грив стекают холодные капли. Серый силуэт мужчины движется вдоль сточной канавы. Дверца кареты приоткрылась, поглотив его сутулую спину. Утопая колесами в дорожных ямах, уткой прошлепал мимо дилижанс с горящим фонарем, в его окошке мелькнуло (или это показалось) лицо Марины. Скажите, а кто этому свидетель? Может, она и рассказывала кому-то, но кто её слушал. Все только досаждали ей ревностью, неумеренными притязаниями, раздутыми самолюбиями, спорами о «хлебе насущном», поклонением и поношением. То-то ей так скучно, одиноко и неприкаянно в нашем муравейнике, — гостье среди нас, прохожей Божьей милостью, издалека идущей и нацеленной в необозримую даль, блаженной, задираемой кичливой и гонористой толпой однодневок, не ведающих, что с заходом солнца не кончается жизнь… Марина могла быть свидетельницей — не похорон Моцарта, но этой тайной встречи посреди утопающего в грязи тракта — Констанцы и Хофдемеля. 107 107 Хофдемель (Hofdemel) Франц (1755—1791) — канцелярист верховной судебной палаты. Его жена Мария Магдалена (1766),урожденная Покорны (Pokorny), вероятно, была ученицей Моцарта. От бесформенного пятна кареты у обочины, отделилась темная фигура и размылась под дождем. Карета качнулась и покатила. Вот и улица Раухенштайнгассе. У дома 970 (в наст. время д.8), прозванного венцами «kleinen Kaiserhaus» 108 108 Здесь в ночь на 5 декабря 1791 года умер Моцарт. , женщина отпустила карету и скрылась в парадном.

Носки ботинок пинают кадр. Под ногами мечется неровной брусчаткой улица Раухенштайнгассе. Мадам Моцарт сама открывает дверь в квартире дома 970 на первом этаже и ведёт гостя в кабинет. «С левой стороны, я увидел в открытом гробу усопшего маэстро в черном балахоне, натянутом до самого лба, с завитками светлых волос на подушке и восковыми руками, сложенными на груди», — рассказывает домочадцам у себя в гостиной Альбрехстбергер 109 109 И. Г. Альбрехстбергер (1736—1809) С 1772г. придворный органист в Вене (позже учил Бетховена). В 1794 занял место капельмейстера кафедрального собора св. Стефана, вместо умершего Д.Л.Хофманна, у которого с 9 мая 1791 г. Моцарт служил помощником (без жалованья), с гарантией занять в будущем его место. .

«Больше о гражданской «панихиде» сказать нечего, — признается режиссер. — Я увожу камеру от глаз доброго и честного Альбрехстбергера, в которых стоят слезы, и задерживаюсь на окнах гостиной, за которыми льет мелкий зимний дождь. Я бы так и сделал, если бы это не противоречило метеорологической сводке, но погода, как свидетельствуют, 6 декабря 1791 года была «довольно теплой для зимы: +3 по Реомюру, слабый ветер и никаких осадков. (8ч. утра ±2,5°, в 3 ч. дня +3, тоже и в 10 ч. вечера) «… Я старый педант, — кокетничает он. — Истина мне дороже».

«А мы наснимали в дождь столько планов — и снаружи и внутри собора св. Стефана». Оператор предлагает посмотреть отснятый материал. На экране в зыбкой полутьме недостроенного предела — лица над гробом. С потолка каплет, люди ёжатся, гроб закрыт, загробно звучат в тишине слова. Неужели это она ?

Исподлобья любопытные взгляды на единственную женщину среди присутствующих на панихиде. Лицо фрау Хофдемель — бесстрастно и сосредоточенно. Она красива, ей 26 лет. Ходят разные слухи о её беременности. Взгляды рыщут вокруг, ищут её мужа, но его в соборе нет. Священник скороговоркой произносит заупокойные молитвы. Все переглядываются, перешептываются.

Карета останавливается у дома Хофдемелей на Грюнангерштрассе. Мария Магдалена, вернувшись с панихиды, поднимается к себе. На лице горничной, открывшей дверь, животный страх.

За закрытыми дверьми спальни мертвая тишина. В окнах дома болезненный отблеск последних лучей солнца. Крик, тяжелые удары. Бледное лицо соседа, ступившего на лестницу. Шум от ворвавшихся с улицы прохожих. В дверь спальни, за которой мертвая тишина, ломятся люди. Выбивают её.

В спальне в луже крови корчится умирающий Хофдемель. Его жена стонет в гостиной, с изуродованным лицом и множеством ран на груди и руках. Истошно плачет годовалый ребенок.

«О смерти Хофдемеля, перерезавшего себе горло, венцы узнали из газеты «Die Wiener Zeitung», — докладывают императору на прогулке. Он слушает ужасные подробности о трагедии, случившейся на Грюнангерштрассе, и продолжает свой путь в обход дворца, ступая след в след собственным шагам. «Венцы потрясены, — слышит он. — Все только и обсуждают это, пользуясь городскими сплетнями и заметкой в газете».

«Забыли даже о смерти Моцарта, — комментирует происходящее на экране сценарист. — Как в случае с Пушкиным — жалели беднягу Дантеса, попавшего под горячую руку маниакального ревнивца. Все венцы без исключения сочувствуют несчастному Хофдемелю. Император из их числа. Все фантазируют, каждый на свой лад. Одни хотят что-то скрыть, другие оправдать, третьим нужно кому-то услужить — и плетут невесть что. Отсюда столько несовпадений, противоречивых свидетельств… Что касается судьбы Марии Магдалены — она замочит навсегда и, получив денежную субсидию от Венского муниципалитета, уедет к отцу в родной Брюнн. Там 10 мая 1792 года у неё родится мальчик; и сам Бетховен возьмется обучать его музыке как, возможно, сына Моцарта. Вокруг распространятся разные слухи, в том числе и такой, что Констанца, будучи знакома с Хофдемелем, могла рассказать ему о своих подозрениях относительно его красавицы жены. Невозможно в это поверить, если бы не знать об изощренной мстительности женщин, и сексизм, скажу я вам, тут совершенно ни при чем…

Повальное бегство, все бегут туда, откуда не возвращаются.

Тот же путь — зернистой брусчаткой к дому на Раухенштайнгассе 970. Узкие туфли смунят из-под плаща, цепляясь за рамку убегающего кадра. Дверь открывает милашка Софи, под крепом вьющиеся волосы, уложенные в высокую прическу. Она неумолима. Сестру видеть нельзя, ей нездоровится, — это говорится всем с вежливой улыбкой. «Еще такая молоденькая», думают визитеры — и уходят ни с чем. Зюсмайр приводит ван Свитена. 110 110 Свитен (Swieten) Готфрид Бернхард ван, барон (1733—1803) — барон, старший сын личного врача императрицы Марии Терезии. Дипломат, директор Имперской Библиотеки, покровитель и друг Моцарта. Но Софи как цепная собака стоит на страже покоя старшей сестры. Еще только взглянув на неё — ясно, что она не уступит и все доводы напрасны. Двери на запор, и Софи бежит в комнату Констанцы, встревожено прислушиваясь. Констанца вяжет ажурные манжеты из Filet. Выходит не хуже, чем у Лиз, редкой мастерицы. Констанца довольна, пусть его похоронят достойно, с новенькими манжетами. Софи, соглашаясь, кивает ей и хочет обнять. Но Констанцу передергивает. Её полыхнувшее лицо покрывается пятнами. Она не любит «сантиментов». Прикосновения сестры пробуждают её, заставляя метаться из угла в угол. Она то садится, то снова вскакивает, опять потеряно замирает посреди комнаты и вдруг начинает медленно кружиться — крýжится, крýжится, успокаиваясь, прижав ледяные ладони к щекам. Свободна, свободна, свободна… — на глазах слезы горя или счастья? В её руках недовязанная манжета как прощальный дар ему — и всё, и конец.