Александр Кириллов - Моцарт

— Мотор! Начали… Что? Стоп! Оденьте же актрису наконец, черт возьми!..

Позднее утро. Проснувшись, Вольфганг бесшумно встает, чтоб не потревожить Констанцу. Одевшись, пристраивается на кушетке с нотной бумагой на коленях. Вообще-то он любит сочинять по утрам в постели, но там спит Констанца. В комнате не убрано. Её платье вместе с нижним бельем валяются на стуле. Её туфли разбросаны — один посреди комнаты, каблук другого виден из-под стола. Его камзол, мятая рубашка и чулки ютятся на клавире. Горка грязных тарелок вперемешку с чашками от утреннего кофе, недопитыми бокалами и нетронутыми салфетками, загромождают стол. Мухи пасутся на этом пиршестве, отвлекают, щекочут, садясь на лицо, руки, шею… Констанца (он заглянул в щелку, приотворив дверь) всё еще спит, такая беззащитная и теплая во сне. Она опасно больна, так считают врачи. У неё опухоль голени, как следствие венозного тромбоза из-за частых родов. Констанца уже пережила четыре беременности и теперь ждет пятого ребенка. «Прости», — шепчет он, испытывая острое чувство вины.

Ему хочется есть. Он смотрит с прискорбием на стол, запакощенный вчерашним ужином. Кое-как приладив парик, хватает шляпу и бежит в A la Couronne de Hongrie, кафе «Венгерская корона», оставив на столе записку. «Доброе утро, дорогая женушка! Я желаю, чтобы ты хорошо выспалась, чтобы ничто тебя не расстроило, чтобы тебе легко всталось, чтобы ты не хлюпала носом, чтобы тебе не пришлось наклоняться, чего-нибудь себе растянуть, разозлиться на прислугу или споткнуться о дверной порог. Придержи домашние несчастья до моего возвращения. В особенности, чтобы с тобой ничего не случилось! Я вернусь в — часов…»

Констанцу будят. Няня только что привела с прогулки сына. (Карл похож на Моцарта, одаренный мальчик, но музыкантом не стал.) Он бежит к ней в спальню — такой смешливый и веселый, как маленький Вольферль, хватает её за нос, чмокает в щеку, и с ходу получает от сонной Констанцы звонкую оплеуху. Хнычет. Наконец, проснувшись, Констанца обнимает его, раскаявшись, и кошечкой ласкается к нему. Карл чувствует на щеках её теплые слезы. Нежась, плещется она в лохани, смывая сон, вчерашнюю усталость, постельные запахи и дурное настроение. Сегодня она с приятелями едет в Prater 128 128 Красивейший венский парк. . Вся надушенная, разряженная, выходит на улицу, где её уже ждет экипаж, и они мчатся в императорский парк.

«Стоп, снято, — останавливает съемку режиссер, сунув трубку в нагрудный карман.

— Нет, не снято, — кричит Агнешка. — Еще один дубль.

— Всё было отлично, — уверяет режиссер. — Как? — спрашивает он у оператора. Тот показывает ему большой палец. — До перерыва всё.

— Нет, — бежит за ним Агнешка, стараясь перекричать поднявшийся шум. — Не понимаю, зачем я ударила сына, зачем?

— Не понимаешь, — берет её режиссер за плечи. — Разбудили её. Она этого не любит. Вот она ему и врезала. Тем более что он напоминает ей мужа, а тот вызывает в ней чувство раздражения. Ударила, но тут же оплакивает собственную стервозность, которая, к её стыду, с каждым днем набирает в ней силу».

«Откýда всё это известно?» — и смотрит на него независимо, как греческая богиня.

«Я тоже не понимаю», — подаю я голос от клавесина.

«Вы меня оба, просто, умиляете, — отмахнулся режиссер. — Вы артисты или «семейные адвокаты». Не любила она не только мужа с его музыкой, но и его детей. Черствой была тетка. Был момент, когда она, воодушевившись, отправилась с маленькими вундеркиндами великого Моцарта в путешествие по Европе, но дети не спешили явить миру свою гениальность… Все мы так сжились с мифом: «Констанца — любовь моя», что « парад их нежной и страстной любви» никого не удивляет и « его можно продолжать без конца» , но откуда в его письмах такая экзальтированная страсть спустя годы, не кажется вам это странным? Может быть, он был эпистолярным графоманом или это компенсация семейного неблагополучия? Только представь себе, до каких безобразных сцен могли доходить их ссоры, если ей однажды пришлось, потеряв самообладание, признаться ему, что она « слишком уступчива ».

«Всё, началось!» — схватилась за голову Агнешка

«Всё началось с потворства неискушенной девушки эротическим шалостям жениха, — подхватил вопль Агнии сценарист, — а закончилось всё обожествлением животного секса, которому оба предавались с упоением».

«Особенно — он! — и режиссер яро взглянул на меня, — он сознавал, что творит надругательство над той, которая олицетворяет для него „святость“, и его это возбуждало».

«А если допустить, что этим „ я слишком уступчива“ она запоздало раскаивается, что подалась уговорам и вышла за него замуж, — лезла на рожон Агнешка, — или — просто грубо отшила его в один прекрасный день, когда её терпение кончилось и ей опять захотелось стать такой, какой она была до за-му-жест-ва?»

«То есть, — тихо свирепел режиссер, — невоспитанной, неуклюжей, болезненно застенчивой?»

«Нет, такой она не хочет и никогда такой не была, — дерзит Агния. — Совсем даже наоборот — кокетливой, веселой, свободной, всем нравится, принимать комплименты, ухаживания и ни перед кем не отчитываться, не сверять больше свою жизнь ни с его интересами, ни с его финансовыми возможностями… Он достал её: „Будь со мной весела и приветлива“. „Люби меня хоть в половину того, как я люблю тебя“. А как óн её любит? Интрижки, клятвы, ложь, долги, переезды с квартиры на квартиру, а он всё заклинает: „попрóбуй только, милая!“ Да она и не думает пробовать, и даже не пытается — просто терпит изо всех сил. Он фаталист и сочиняло, он не в силах их вытащить из нищеты, а всё прикрывается страстью и лавиной нежных слов. Но где тут любовь? „Не мучай [точнее не скажешь] меня и себя ненужной ревностью [он не говорит — беспочвенной, а ненужной, давай, мол, закроем глаза, сделаем вид, что нет того, что мы с тобой не желаем видеть] и ты увидишь, как радостно мы заживем“. Заныкать бы куда-нибудь или заболтать всё, затопить патокой слов, как бы играя в детскую считалочку: „да и нет — не говорить, черное и белое — не называть“. Строить воздушные замки и состязаться в „чистосердечных“ признаниях, наподобие: „я нахожу письмо от тебя, совершенство моё, и тотчас же бегу к себе в комнату. Исцеловав его прежде, чем вскрыть, скорее глотаю, чем читаю… и целовал бы, целовал, целовал“. Вы поедите на бал?.. »

Агния переводит дыхание. Её лицо пылает. Она видит, что мужчины хохочут, но и это её не останавливает.

«Вот тебе — Вольферль и Штанци», — сценарист лезет за платком; и, не найдя, замечает у режиссера торчащий из карманчика бархатного пиджака голубой краешек, — «извини» — вытащив, сморкается в него.

«Какая любовь? — недоумевает режиссер. — Где вы её видели? Сплошь откровенный секс. Пропало желание трахаться — и вся любовь. Если просят любить „ хотя бы “ или „чуть-чуть“, пытаясь удержать жену от амурных связей, если униженно клянчат — не письмá, хоть коротенькой записочки от „любящей“ жены — где тут любовь? Даже те, кто, считал их брак успешным, а Констанцу идеальной женой, не могут ей не высказать свой „единственный и существенный упрек“, 129 129 A.Gueullette «Mozart retrouvé» что в тяжелую для него минуту она, „изнемогая от любви“, бессовестно устранилась, спрятавшись от трудностей и депрессий, не сделав ни малейшего усилия, чтобы его поддержать».