Александр Кириллов - Моцарт

«И какой же представляется ему «подходящая жена»? — спрашивает Агнешка.

«Как я вам уже описал её, такая она и есть — ни лучше ни хуже, — цитирую я Вольфганга, — скажите, мог бы я пожелать себе лучшей жены, более разумной, правдивой, добродетельной и услужливой?» Но мы знаем, что все эти качества, как и сам он в этом вскоре убедился, не из её репертуара. Хозяйка она нерадивая, — узнаём мы из разных источников, предпочитает праздность, легкомысленная, неразборчива в знакомствах и, как поется, «сердцем склонна к измене»… «Считается глупой, пустой, ничего не смыслящей в музыке», — завершаю я портрет Констанцы словами A.Gueullette.

«Нет, обрати только внимание на эти уничижительные характеристики. И никому же в голову не придет спросить себя, а как ей жилось с ним? Винтер прав, любовница для него в самый раз. Жить с Моцартом — не всякая нервная система выдержит. Гений, творчество — точно не для неё. Где-то там она может резвиться, кокетничать (даже беременность не помеха), а в его присутствии или у себя в доме вся её веселость куда-то девается. Он и сам подметил, что у жены «во время беременности [избавлявшей её от супружеских обязанностей, а в Бадене — и от мужа] редко бывают недомогания». У неё был, конечно, свой идеал мужчины, были и свои представления о семейной жизни…

«Конец декабря 1781 г.

Лучше я выйду за него замуж, чем продолжать жить у матери. Не могу видеть её пьяной — Мой организм вино не принимает, сразу же мигрень и тошнота — А мать настаивает — Мне противны мамины уловки. Она с опекуном вытребовали у Моцарта обязательство жениться на мне — можно подумать, что я хочу его женить на себе — Я разорвала это обязательство — знала бы она — как он на меня смотрел»…

Агнешка, отложив листы, откинулась на подушку.

«А меня уже не удивляет, — сознаюсь я, — что за девять лет супружеской жизни Констанца не только не становится ему ближе, а всё отдаляется от него. Ведет она себя своевольно, даже вызывающе. Замкнутая, вечно себе на уме».

Агнешка шелестит страницами. Распущенные волосы зачесаны на одну сторону. Теплом дышит в окно ясный тихий день. Видно, что и на душе у неё тишина. Она поднимает голову, выслушав меня, что-то отвечает, мол, в качестве жены гения та чувствует себя не на своем месте, так чему тут удивляться, и опять погружается в чтение. В глазах у меня слезы, которые я тщательно скрываю. Слезы невозможного счастья, которое подарил мне (или нам с нею) Господь. Счастья — вот так сидеть вместе в одном номере, просто о чем-то разговаривать, что-то обсуждать или молчать — то глядя друг на друга с вниманием и нежностью, то, обернувшись к окну, следить за солнечным лучом, который скользит по комнате, спрыгнув с подоконника на пол, и подбирается к кровати моей Констанцы. В эти минуты я особенно хочу её и ревную неизвестно к кому, от которого должен её спасти. В чем ей тут же и признаюсь.

«Если, вместо благословения, — язвит Агния, — жених просит у отца позволение спасти несчастную, мне искренне жаль Констанцу. Читать дальше?

«…январь 1782 г.

Мама боится, что он — не женится на мне — очень надо, я не заплачу. Я бы хотела офицера, у них такие роскошные шляпы. Мне нравятся мужчины — и особенно, которые служат в армии — Я бы хотела, чтобы он носил меня на руках ».

Я тут же, вскочив, подхватываю Агнешку на руки. Она обнимает меня за шею, закрывает глаза, пока мы кружимся с нею по номеру. «Не знаю, почему он называет её несчастной, а брак с ним — её спасением ? Или он так самоутверждается, и ему для этого нужен ореол „героя“ в глазах женщин».

«Есть такой грех, — смеюсь я, вернув её на кровать. — Ты попала в самое «яблочко». Вот откуда всё и пошлó. Вообще-то, « водолеи» любят красивые жесты, это поднимает их самооценку. Как только он вообразил её не просто «лучшей из сестер», но «мученицей» в семье, которая нуждается в защите, тут же в нем пробудился «рыцарь бедный», благородный паладин, защитник слабых, борец за справедливость, готовый ради своей возлюбленной на самопожертвование. Появился мотив, кровь взыграла, он возвысился в собственных глазах, — и влюбился. Ну, а дальше к отцу — с ножом к горлу: «Дайте мне Ваше благословение на брак». Он, может быть, охотно подождал бы ещё, но, дело не терпит — ради своей чести, чести девушки, своего здоровья и состояния духа. «Сердце мое беспокойно, голова в смятении — как можно при этом обдумывать что-нибудь толковое и работать?»

«Интересные вещи я узнаю от тебя, жених. Оказывается, ты готов жениться просто ради собственного здоровья, а главное, для пользы дела? Иначе ты предпочел бы не спешить сделать меня счастливой, но наслаждался бы „свой золотой свободой до тех пор, пока доходы не позволят прокормить семью“? Можешь себе представить эти доводы Вольфганга в пользу его брака с Лиз?» Её оливковые глаза только на минутку отрываются от рукописи, глядя на меня с недоверием и небрежением.

«Мне кажется, — предлагаю я свою версию, — у них (у обоих) были какие-то смутные представления о браке. „Рыцарь бедный“ оказался в собственном капкане из чести и гормонов, и брак, решил он для себя, был бы наилучшим выходом. Для Констанцы брак означал бы свободу от материнской опеки, вольную жизнь замужней женщины, а не девицы на выданье. Что из этого выйдет, оба не задумывались. А её знак зодиака „козерог“ вообще говорит об интеллектуальном примитиве и отсутствии фантазии. Некоторые из женщин, родившиеся под этим знаком, остаются фригидными, а замуж выходят только из-за денег, соблазнившись успехами или знатностью жениха. А успех был. Их венчание в соборе Св. Штефана (или Похищение из „Ока Божьего“ 132 132 Дом, в котором проживало в Вене семейство Веберов. , как шутил по поводу их свадьбы сам Вольфганг) состоялось спустя две недели после премьеры Похищения из серал я ».

«Очень может быть, что она, застигнутая врасплох его похотливыми флюидами, не устояла, — согласилась Агния. — Не смогла упустить такой шанс — стать женой успешного музыканта. Но и двести восемьдесят семь других неизвестных нам причин могли толкнуть её на этот брак».

Агнешка замолчала, глядя на меня, а я — на неё. Убрав с лица волосы, скрутив узлом и перекинув их со спины на грудь, она машинально разглаживала их, пропуская сквозь сжатую в кулачок ладонь, слушая предзакатную тишину.

«Представь, что он явился к ней из того волшебного мира, о котором девочка в пятнадцать лет могла только мечтать, наблюдая, как он ухаживает за Лиз. И вдруг этот «мир» сам к ней пришел с предложением руки и сердца. И все эти годы она ревнует мужа к сестре, но при этом испытывает удовлетворение, что Вольфганг — её .