Лора Сегал - Полкоролевства

В прошлом? Забыть? Забыть антисемитов на Кастель-стрит, которые скрыли от Иды и от Герби, что им нужно посещать какие-то курсы? Забыть тридцать пять долларов, которые Герби заставил ее заплатить за покрывало, хотя покрывало это она же для него и сшила? И всего одну паршивую открытку! И Миклоша с Бертиным ковром под мышкой тоже забыть? И как Польди не пустила Иду в дом мисс Маргейт? И как Польди пошла на день рождения Герты? И как Марта не удосужилась даже причесаться, когда пришла помочь ей укладывать вещи…

Да, все можно оставить в прошлом, Ида это знает. Абсолютно всё! Она почувствовала холод, будто в номер отеля «Малекон» ворвался северный ветер. Ида смотрит в окно на чужой пейзаж — и пытается их всех — старых знакомцев, кладезь ее обид, — приманить к себе и поселить рядом, чтобы греться в их компании, чтобы было о чем думать.

Окажись Ида настоящей ведьмой, какую силу она почерпнула бы из этого хранилища злобы, сколько подлостей могла бы натворить, подвернись ей подходящий объект!

Совещание назначено на одиннадцать, и Бети хватает такси, чтобы быть в кафетерии раньше всех. На этот раз она выберет место, где Эл Лессер не сможет утыкаться ей в лицо плечом. А Бенедикт взял моду подаваться вперед и, на каком бы конце стола ни сидел отец, заслоняет от нее, что там происходит. Сегодня, когда Джо в совещании не участвует — его уже перевели на четвертый этаж, — Бети сама определит, где быть главе стола, и усядется именно там. Уже пять минут двенадцатого, хорошо, что она пришла первой. Бети кладет записи по Фаркаш перед собой на стол (она не знает, что именно этот стол когда-то заняла для совещания Люси) — за ним вполне смогут разместиться четверо оставшихся членов «Компендиума»: Люси, Бенедикт, Эл и сама Бети, а также двое Хаддадов, доктор Мириам и Салман, и доктор Стимсон. Бети не уверена, что ее с ним знакомили.

Четверть двенадцатого. После кофе с пончиком Бети съедает второй пончик. В одиннадцать двадцать она понимает, что больше никто не придет. Что, если они вернулись к первоначальному плану — встретиться в кабинете Салмана Хаддада, а ее никто не предупредил? Но почему никто не отвечает на звонки? Теперь уже Бети безнадежно опаздывает, она хватает отчет по Фаркаш, тот выскальзывает из рук, листы кружат в воздухе, рассыпаются по полу, у нее нет времени их собрать. Бети бежит к лифту, спускается в атриум. Она проносится через корпус «Сидни и Силвия Холлоуэй» и поворачивает направо к павильону «Сеймур Д. и Вивиан Л. Леви». К удивлению Бети, как она ни спешит, лифт тем не менее движется с предопределенной ему скоростью. Двери неспешно открываются и выпускают двух безжалостных пассажиров — они никуда не торопятся. Дождавшись, когда они выйдут, санитар вкатывает в лифт пустую койку — он поднимает ее на один этаж, где она застревает, пока санитару наконец не удается справиться с запорным механизмом.

Несколько минут кошмара — Бети понимает, что не найдет дверь в офис Хаддада, потому что села не в тот лифт и не в том здании. Она взрыдывает. Ждет лифт, чтобы вернуться в атриум, бежит через павильон «Сеймур Д. и Вивиан Л. Леви», поворачивает налево, проносится через корпус «Сидни и Силвия Холлоуэй» и оказывается перед группой лифтов, один из которых поднимает ее к помещениям службы безопасности.

Секретари дружно ненавидят Бети Бернстайн. Крупная блондинка из офиса Салмана Хаддада вела себя с Бети невежливо в тот первый раз, когда они пришли за бирками социальных работников и она отправила их к Филлис на третий этаж. Сегодня своим тоном помощница Хаддада дает понять, что по контракту она не обязана информировать Бети о том, что совещание в данный момент проходит в комнате, выделенной для этой цели на восьмом этаже Центра престарелых, да и достойного вознаграждения за передачу подобных сведений она не получает.

Совещание и впрямь уже идет, но участвуют в нем только Бенедикт, Эл Лессер и интерн, присланный доктором Стимсоном с сообщением, что сам он задержится, поскольку занят с пациентом на четвертом этаже, и просит начать без него.

Интерна зовут Тола (она была в числе тех интернов в распахнутых белых халатах и со славными лицами людей, решившихся многие годы упорно овладевать знаниями, которые смеялись, пересекая атриум, где члены «Компендиума» ожидали встречи с доктором Мириам Хаддад). Тола молода и умна, она самозабвенно борется с неэффективной до глупости системой управления больницей. Доктор Стимсон, говорит она Элу и Бенедикту, мыслит традиционно, его кредо: во-что-бы-то-ни-стало-сохранить-жизнь.

— Мир за стенами больницы, — пылко убеждает их юная Тола, и в голосе ее сквозит горечь, — даже не представляет, что те способы, которыми мы продлеваем жизнь пациента хотя бы еще на день, еще на полдня, мало чем отличаются от пыток Абу-Грейба.

Интерны выступили с крайне смелой декларацией (а она может стоить им карьеры), в которой бросили вызов старой гвардии с ее отжившим свой век пониманием клятвы Гиппократа, требовавшего от врача «не причинять вреда». Они собирают подписи под этой декларацией, и Тола принесла с собой экземпляр. Бенедикт и Эл ставят под ней свои подписи и оставляют электронные адреса, чтобы их могли проинформировать о любых действиях, в которых они могут принять участие плечом к плечу с интернами.

Но где все те, кто должен присутствовать на совещании?

Бети уже пробежала несколько кварталов по тротуару и в этот момент входит в Центр престарелых через двойные стеклянные двери. Поднимаясь в шабатнем лифте, она успевает отдышаться и обдумать свое будущее: ей, похоже, ни сидеть во главе стола, ни занимать важное место за каким-нибудь столом уже не придется. На восьмом этаже Бети сталкивается с Бенедиктом и Элом — они выходят из комнаты, отведенной для совещания, но оно не состоится.

— Как же так? — говорит Бенедикт, ему явно неловко. — Я думал, ты была — разве ты не была в палате Джо, когда я сказал ему, что совещание переносится на восьмой этаж?

Джо Бернстайна перевели в палату на четвертом этаже, и он лежит там на больничной койке, его правая рука прибинтована к туловищу. Доктор Стимсон говорит сестре:

— Пусть он сядет, и освободите ему руку.

— Он все время трогает трубку, — говорит сестра.

— Я за этим прослежу.

Сестра поднимает спинку кровати так, чтобы Джо сидел, и освобождает ему руку. Джо тут же тянется к трубке — она растравляет ранку в правом углу рта. Доктор садится на край кровати и берет руку Джо. Он смотрит на больного, тот из-под полузакрытых век смотрит на него.

Доктор говорит:

— Из-за трубки в гортани вы не можете говорить, мы знаем. Это неприятно.

Джо закрывает глаза, потом открывает.

— Вы можете моргнуть, если хотите сказать «да». Скажите «да» еще раз. И не открывайте глаза некоторое время, тогда мы оба будем знать, что вы имели в виду «да».