Ольга Рыкова - Я объявляю Джихад…

Мы повели Гарика прямиком в наше кафе, где мы обычно ели.

— Там правда очень вкусно и недорого, — говорила я, в душе понимая, что человеку, который может поглощать полупрокисшие салаты, все равно, вкусно там или нет.

Мы сели за свободный столик, пахло едой и свежемолотым кофе. Во Франции пью кофе независимо от времени суток.

Меню здесь было очень международным. Минут пятнадцать мы выбирали, что есть. Дарья заказала пиццу, Игорь пасту и сэндвич. Я решила, что хочу просто вина. Алии и никого из наших с Дашей знакомых сегодня в кафе не было, наверное, никто не захотел выходить из дома после сегодняшней поездки. Я слушала многоголосье посетителей и наблюдала за реакцией на местную публику своего «национал-социалиста». Ему было совершенно безразлично окружение, он наматывал на вилку спагетти и быстро их пережёвывал. «Значит, не такой уж он и фашист», — подумала я и улыбнулась сама себе.

— Вкусно, — сказал он, вытирая губы носовым платком. — У меня два выходных, завтра отвезу вас в свое любимое кафе рядом с домом, в котором снимаю квартиру.

«Он все снимает, квартиру, машину, меня около магазина на Камбон — жизнь напрокат», — мелькнуло в голове.

— А где ты живешь?

— На набережной де Гран Огюстен. В шестом округе.

Ну вот, всплыли в моей памяти строки «я недостаточно богат, что бы жить где-то еще» (из книги Ремарка «Жизнь в займы») или что-то типа того, может, это и не про эту набережную. «Наверное, сейчас там очень дорогое жилье», — добавилось в моем сознании, хотя я понятия не имела, сколько стоит там снять квартиру.

После ужина мы пошли прогуляться по набережной Жемап — люблю гулять около воды.

По дороге обратно купили еще вина. Было уже поздно, но Гаспар, похоже, никуда не собирался уходить, он достал из своей машины черную кожаную сумку, и мы поднялись в номер.

Масик лежал на диване и махал хвостиком, он уже не лаял на Игоря.

Дарья сказала «спокойной ночи», забрала собаку и пошла спать, а мы все сидели и выбирали любимую музыку на моем планшете.

— Ты умеешь танцевать танго? — спросил Гаспар.

— Нет, а разве женщине надо уметь его танцевать? — сказала я с умным видом, потому что была уже подшофе.

Женщине в этом танце надо уметь подчиняться партнеру, этого я тоже никогда не умела. Я просто люблю танцевать, хотя и не умею. И это нас не остановило, я выбрала свое любимое — танго Айдара Гайнуллина, а потом еще кучу всевозможных танго.

Мы танцевали, смеялись, Игорь пытался меня научить кое-каким движениям. Не знаю, как выглядело это со стороны, но ощущения были фантастические.

В итоге мы оба неловко запнулись и оказались на диване.

Секс случился быстрым, каким-то скомканным и с послевкусием неловкости и стыда. После душа мы оба легли спать. Было четыре утра.

Гарик вырубился моментально, мне не спалось, словно я совершила плохой поступок, меня мучили угрызения совести. Я параллельно вспоминала лагерь и лица людей, меня не покидало ощущение «пира во время чумы». Почему он не ушел, когда я начала орать? Он приехал уже с сумкой, в которой была смена белья и зубные принадлежности. Почему он здесь? В своих неприлично дорогих ботинках? И глаза людей, провожающих наши машины, со слабыми улыбками надежды на своих вымученных лицах.

Около шести я легла рядом с безмятежно спящим родным незнакомцем.

Утренний секс, заставший меня во время сна, был значительно лучше, но для меня безрезультатным, так как я все время думала, что Даша нас услышит. Звукоизоляции в номере не было никакой.

Около одиннадцати мы поднялись с кровати, чтобы принять душ и позавтракать. Я сразу после ванной, с еще мокрыми волосами, завязанными в хвост, побежала в магазин за продуктами.

Мы ели, что-то обсуждали, смеялись, и Саске с нами. Потом еще немного повалялись на диване перед телевизором, говорившим непонятно что, и около трех Игорь сказал:

— Собирайтесь, поедем в центр.

Так, в центр, сборы были тщательными: неизменный мой самый приличный брючный костюм, бежевые туфли и любимая сумочка, по счастливой случайности купленная в интернет-магазине у молодой девушки-дизайнера с фамилией, как у моей прабабушки до революции. Может, дальняя родственница, хотя вряд ли. Так, волосы, брови, румяна, блеск для губ, документы, телефон, влажные салфетки. Все, вроде я готова. Дарья вышла с Саске в обнимку.

— Может, он сегодня хочет дома остаться? — с искренней надеждой спросила я. Но по выражению дочкиного лица я поняла, что сказала неимоверную глупость.

— Почему ты не с новой сумкой? — спросил удивленно Игорь.

— Да не знаю, жалко из пакета ее доставать, — опять пришлось мне соврать. Я так и не поняла, почему эта сумка всем нравится, я подержала ее в руках и поняла, что в ней уже давно нет ни частички Габриэль, ее создательница осталось в своей квартире на Комбон — за сумкой она не полетела.

То, что я продала сумку, Гаспар не узнает никогда.

Мы стояли около машины, взятой напрокат, и любовались полусгнившей банановой кожурой на лобовом стекле.

— Ну, хоть не разбили, — сказал Игорь и отбросил кожуру на асфальт.

Ехали небыстро, пару раз постояли в пробках. Замедлились на пересечении бульвара Сен-Жермен и улицы Сен-Бенуа — со слов Гаспара, я понятия не имела, где мы находились. Долго искали, где припарковаться. Саске великодушно решил остаться в машине. Спасибо ему за это!

Мы подошли к не очень большому кафе с белым навесом, на котором зелеными буквами было написано «Cafe De Flore». Кафе как кафе, каких полно в Париже. Малюсенькие зеленые столики с малиновыми плетеными стульями, на которых битком сидели люди. Мест не было, пришлось ждать.

— Знаешь, что это за место? — начал Гаспар.

— Нет.

— Это знаменитое кафе, где Брассай встречался с Пикассо.

Кто такой Пикассо я знала, кто такой Брассай, понятия не имела.

Видимо, по моему растерянному лицу Гарик смекнул:

— Ты не читала его книгу «Разговоры с Пикассо»?

— Нет, — ответила я. Что я знала про Пикассо? Знала некоторые его картины, что он был гениальным художником, и что вроде у него жена была русская. Все, на этом мои знания заканчивались.

Гаспар стал что-то рассказывать о Париже тридцать девятого года перед оккупацией фашистов. Я его не слушала, я смотрела то на его красивое лицо с веселыми глазами, то на посетителей кафе, это были респектабельные люди, все европейского типа, в основном мужчины.

Мы сели минут через тридцать. И я открыла меню, где огромный раздел занимали блюда из яиц.

— Прям яичный рай, — засмеялась я вслух.

— Это еще со времен войны, когда продукты были в дефиците, — пояснил мне Гарик-Гаспар. — Тут вручают ежегодную литературную премию, — продолжал он.

Но меня это не очень интересовало, для меня, пожалуй, тут было шумновато и дороговато.