Ольга Рыкова - Я объявляю Джихад…

Они сначала удивленно переглянулись, а потом засмеялись. Я улыбнулась.

— Они сказали, что взять мясо — хорошая идея, — синхронно переводила мне Дарья.

На все оставшиеся деньги мы затолкали в багажник баранины. Около двух машин из нашего мини-эскорта стояли три европейские женщины и двое мужчин восточного типа, они что-то живо обсуждали по-французски и курили. Я успокоилась. Все обычные люди, никаких хиджабов и неприятных взглядов.

Ахмад пересел к нам в машину и сел за руль. Слава богу, а то я уж думала что придется ехать с пятнадцатилетним водителем… По дороге Дарья уставилась в свой телефон. Ахмад с Алией о чем-то всю дорогу переговаривались и смеялись, Азат смотрел в окно и о чем-то думал, так же, как и я.

«Надеюсь, мы успеем вернуться к шести обратно. Гарик заедет, он сказал, что к шести», — и так по кругу я думала всю дорогу о нем.

Мы проезжали мимо очень красивого города. Старинные дома-замки с башенками из светлого камня, ухоженные парки, высокие деревья, маленький уютный городок, такой типичный для Франции — идеальное место для жизни.

И еще мне показалось, что в открытое окно залетел давно забытый запах из детства — зоопарк. Мы подъезжали к стихийному палаточному городку. Несколько полицейских машин дежурили неподалеку.

Мусор, обрывки бумаги, пустые пластиковые бутылки. Палатки в основном синего и болотно-серого цвета, на которые были наброшены какие-то вещи и тряпки. Несколько импровизированных плакатов с надписями на французском и английском. Недалеко виднелись два раздолбанных биотуалета, от них смердило. Мой взгляд остановился на огромной луже, наполненной бурой жижей, — она венчала всю композицию, совершенно не вписывающуюся в образ и дыхание города, который мы только что проехали.

К нам стали стекаться люди. Они что-то приветственно и в то же время возмущенно кричали на арабском, а может, на другом каком-то из восточных языков. Я даже не знаю какие есть еще у них там языки и есть ли они вобще. Даша взяла меня за руку, в ее глазах был ужас и недоумение, он не знала, куда едет. Я знала на сто процентов, что нас ждет именно такая картина.

Мы начали разгружать машины. В изможденных лицах, полных отчаяния, читалась благодарность, они разгружали провизию и воду, что-то выкрикивая и возмущенно выговаривая мне в лицо, будто я была виновата в их несчастьях. А может, я и была? Я не знала этого.

Появилось несколько женщин в европейской одежде с платками на голове, они несли два больших чана и еще какую-то утварь. Мужчины тут же на куске желтого полиэтилена разделывали мясо. В лагере было около сорока человек, детей не было. Многие были все еще заняты разбором того что мы привезли. Женщины и несколько мужчин разводили два костра. Группа из человек десяти присоединились к Ибрагиму и Ахмаду, и они скрылись в дальней палатке. Пожилой мужчина с небольшой седой бородкой окликнул нас и махнул рукой в сторону ящиков, стоящих недалеко от костров. Мы с Дашей сели. Запахло жареной бараниной и какими-то специями. Я не знаю, о чем думала моя дочь, но взгляд у нее был ошарашенный.

Она должна была это увидеть, каждый человек на Земле должен хоть раз побывать в таком лагере.

Порыв ветра принес запах звериных фекалий, псины и адреналина, который исходит от животных, сидящих в клетках. Да, это однозначно был зоопарк.

Люди, вынужденные скитаться и терпеть весь этот ужас, потому что в мире идет война за ресурсы, потому что их страны и города разрушены, там смерть, они бежали от нее, как и все нормальные люди. Никто не хочет умирать, все хотят, чтобы их дети не голодали и жили в процветающей стране. Все хотят одного и того же. Хотят любви и тепла, здоровья близким, хотят видеть вокруг себя улыбающиеся лица.

«Я привела сюда своего ребенка, как в зоопарк — покормить зверей», — отдалось у меня в сжимающемся сердце. Комок стоял у горла.

Мы люди, не знающие войны и голода, что могли понять или прочитать в их лицах, что сказать? Скоро война закончится, и будет все хорошо? Война не закончится никогда, война идет от начала времен и не прекращается ни на минуту. В голове замелькали картинки — фотографии изуродованных детских тел с оторванными конечностями, руины городов, плачущий мужчина, стоящий на коленях, с истерзанным телом мертвой дочери.

И еще мужчина-японец стоит на коленях в оранжевом комбинезоне… Он не плачет и не боится, он хочет жить, но лицо его не дрогнет. И фотография политика из этой страны, не то с полуулыбкой, не то с ухмылкой под статьей: «ЯПОНИЯ НЕ СОБИРАЕТСЯ ВСТУПАТЬ В СДЕЛКИ С ТЕРРОРИСТАМИ». «Да, — отвечу я этому лицу, — Япония не собирается — она уже давно вступила с ними в сделку». Косвенно, конечно, еще давно, когда в результате холодной войны при помощи организованной преступности и ультраправых организаций, выступивших в поддержку США, они ратовали за уничтожение и развал СССР и стран с коммунистическим строем. Конечно же, Японии, как и любой другой стране, нет дела до какого-то там маленького человека. У них высшие идеалы! И непостижимая простому человеческому уму цель! Интересно, а если у террористов в заложниках оказался бы кто-нибудь из родственников высокопоставленного лица? Что, тоже бы торговаться не стал? Мы все знаем ответ.

Кто такие террористы? Это мы с вами. Кто создал ИГИЛ 1 1 Террористическая организация запрещенная на территории РФ ? Такие же, как мы, люди.

У маленького человека Кэндзи Гото, наверное, была жена, может, дети, мама, друзья. Но никому на свете нет до этого дела. «Спи спокойно, мой собрат! Ты последний самурай».

Я смотрела на людей, откуда они? Из Сирии, Афганистана, Ливии, может, из Ирака? Запахло ароматным пловом, но есть не хотелось. Женщины вместе с Алией принесли разовую посуду. «Наверное, кто-то из нашей „армии спасения“ привез ее», — подумала я. Мужчины обступили нас кольцом, кто-то сидел на корточках, кто-то стоял, многие сидели на ящиках. Подошла группа из дальней палатки. Никто не улыбался, все сосредоточенно причмокивали и причитали на своем языке. Рядом с нами сели женщина и мужчина, явно муж и жена, они держались за руки, мужчина со слезами на глазах говорил с Ахмадом, его руки дрожали.

— Я Кифа, — сказала молодая женщина по-английски, — это мой муж Башир. Мы из Сирии.

Все принялись за еду, мы с Дарьей ковыряли пластиковыми вилками в тарелках. Башир удивленно протянул к нам шею и что-то спросил на английском, я не поняла.

— Он спрашивает, почему мы не едим, что, невкусно? — перевела мне дочка.

Я улыбнулась и попробовала еду. Мне показалось, что ничего вкуснее я не ела никогда! В плове было много мяса, специй и сладкий изюм. Да, обстановка не располагала к еде, но мы должны были разделить с ними пищу. Таков обычай.