Ольга Рыкова - Я объявляю Джихад…

И вдруг я вспомнила. И сама себе улыбнулась. Как-то мы ездили к друзьям в Латвию и там, в маленьком городке, постоянно проезжали через небольшой разводной металлический мост не очень приглядного вида, и Вадим нам сказал, что существует легенда о том, что этот мост сделан по чертежам Эйфеля, которые у него украли или что-то вроде того. Тогда я не придала этому значения. Теперь я понимала, что если тот мост и начертил Эйфель, то на тот момент ему было тогда примерно три или четыре года. Я рассказала эту историю Гаспару, мы засмеялись.

Вокруг было очень много народу, огромная очередь, говорящая на всех языках мира, никто не ссорился, не кричал, просто все вместе и все рады быть здесь.

Я не планировала приезжать сюда, башню и так видно, стоять три часа в очереди, чтобы попасть на второй ярус и умереть от панического ужаса из-за боязни высоты, мне было совершенно неинтересно. Но сейчас я была рада оказаться около неё.

— Пошли, — сказал Гарик, и мы вчетвером подошли ко входу ресторана «Жуль Верн».

Мы поднялись на лифте, Эдит Пиаф что-то нам пела, наверное, про любовь.

Нам указали столик, и я села в очень удобное кресло и облегченно вздохнула, сняв незаметно туфли. Люди вокруг оглядывались на нас и улыбались, Даша усадила своего друга за стол, мне нравилось, что все улыбаются.

Принесли меню, но мне совершенно не хотелось есть, я его даже не открыла, я сидела и тихонечко, опустив руку под стол, трогала льняную скатерть, она была очень приятная на ощупь — жестковатая, но от нее шло тепло.

Мне понравился там запах, льняные белоснежные салфетки и атмосфера, людей было много, но казалось, что кроме нас никого нет.

— Ну, что будете? — спросил Гаспар.

— Я кальмары, — сказала Даша, откладывая меню.

— Я тоже, — обрадовалась я, что не надо ничего выбирать.

— А пить ром будем? — засмеялся Гарик.

— Нет, давай вино, только сам выбирай, я в этом ничего не понимаю.

Гарик сделал заказ и сказал, что можно выйти и посмотреть город на улице.

Я категорически отказалась и не столько из-за высоты, сколько из-за умирающих ног.

Мы болтали о всякой мелкой, но приятной ерунде. Ели вкусную еду. Пили вино, беззаботные, довольные жизнью люди, даже Саски как-то очеловечился вдруг.

Когда мы засобирались уходить, и мне пришлось надеть туфли, я вспомнила по Маргариту на бале у Сатаны в ее кованых туфлях.

Около двух часов ночи все еще по многолюдной набережной Бранли шел элегантный молодой мужчина с женщиной, которая шла босиком на носочках, и с еле поспевающей за ними долговязой девочкой на очень тоненьких ножках с идеально выпрямленными волосами на японский манер и с очень большой подушкой на плечах.

Когда мы приехали в наш переулок, я как-то неожиданно для себя сказала:

— Хочешь, пошли к нам!

— Пошли, — ответил он, отстегивая ремень и выходя из машины. — У меня есть бутылка вина, — сказал он, вытаскивая ее из-под своего сиденья, — взять?

— Ага.

Дарья умылась, почистила зубы и, сказав нам «пока», ушла в свою спальню.

— Штопора, наверно, нет, — смекнула я вслух.

— Ничего, откроем как-нибудь, — улыбнулся он.

На столе стояла тарелка с фруктами после вчерашнего похода в магазин. Я их порезала и поставила в центре. Гаспар снял пиджак и, закатив рукава, мучился над бутылкой, штопор-то был, но непонятно, что люди должны открывать с помощью тоненькой спиральки, которая гнулась в разные стороны. Когда победа над пробкой была одержана, мы сели за стол, и я вспомнила, что у меня грязные ноги.

— Я сейчас! — и понеслась в ванную. Конечно, нужна была пемза, но за неимением таковой я терла то одну, то другую ногу пилкой для ногтей, стоя около раковины. Решив, что ладно — сойдет, я вышла.

— Можно я покурю?

— Ты что! Вон видишь датчики дыма.

Гаспар засмеялся и сказал, что они никогда не работают в таких гостиницах, я не поверила и заставила его, на всякий случай, высунуть голову в окно.

— Как вас вообще занесло в этот округ и в эту гостиницу, — произнес он, все еще головой в окне.

— А чего такого? Недорого и чисто, метро, магазины рядом, — недоумевала я.

Мы выпили по стакану, и мне мучительно захотелось, чтобы он меня взял опять за руку. Но он не брал. Я встала, взяла планшет, села на диван и позвала к себе Гаспара.

— Иди, я тебе фотки покажу.

Я рассказывала ему, как и куда ездила, он смеялся с моих забавных историй, мы обсуждали последние прочитанные книги, музыку, политику, спорт, фильмы — гигабайты информации влетали в наши головы.

Бутылка была уже давно допита, последнее, что мы обсудили, была Марин Ле Пен, и единогласно решили, что она классная. Гарик потянулся на диване, встал, взял в левую руку пиджак и сказал:

— Утро уже, мне пора.

Я не была против, я тоже уже хотела спать. И вдруг меня передернуло:

— Как ты поедешь? Ты же пьян? Нет, нельзя, вызови такси или ложись в моей спальне, я к Дарье пойду.

— Да выветрилось уже все, у нас во Франции можно пару бокалов.

— А что, во Франции люди не погибают в автомобильных катастрофах? — не успокаивалась я.

— Погибают, — моментально изменившись в лице, сказал он. — Я же в ресторане тоже пил — ты ничего не сказала.

«А, и правда», — подумала я, мы же пили, а я даже не заметила.

— Дай мне твой телефон, я позвоню.

Я продиктовала цифры и, поняв что он все равно сядет за руль, подумала: «Да иди ты к черту, не буду с тобой спорить, я тебе не мама, вали куда хочешь. Мне плевать, ты мне очень нравишься, но я тебя не люблю и спорить с тобой не буду».

Он нерешительно подошел ко мне, взял меня за руку и поцеловал. Голова пошла кругом, коленки были готовы вот-вот подломиться.

— Пока, — и вышел из номера, тихо закрыв дверь.

Я не знаю, сколько простояла, может, минуту, может, час. У меня были закрыты глаза. Я осторожно облизнула свои губы, почувствовав давно забытый вкус табака, мне нравился вкус табака после поцелуя, еще вино, персик и шоколад-подарок для подруги, неожиданно распакованный и съеденный без остатка.

«Не буду чистить сегодня зубы», — решила я, затем разделась и провалилась в сон.

Я сидела за столом и мимодумно макала кусок хлеба в яичницу-глазунью. Я пыталась подсчитать в уме, сколько у нас осталось денег. Отодвинув тарелку, я поднялась и достала кошелек из сумки. Так, четыре купюры по пятьдесят, шесть по двадцать, две по десять, итого: триста сорок. Дома я могла на эти деньги купить на месяц продуктов. Здесь я опасалась, что на четыре полных дня нам не хватит, к тому же шоколадку Светкину мы вчера съели. На карте остались деньги, но до следующих алиментов было два месяца. Мой бывший работал по контракту четыре месяца через четыре, и, конечно, он бы мог отправлять нам двадцать пять процентов каждый месяц, но мы договорились, что после рейса он будет нам отдавать всю сумму сразу. Так было удобнее всем, и нам, и ему. Я не писала заявление в суд. Он сам исправно отправлял деньги мне на карту. После продажи моей малолитражки, которую, к слову, уже давно пора было продать, остались копейки, я купила Даше в комнату новую мебель. Мой бывший муж не всегда, конечно, но в последнее время прилично зарабатывал по российским меркам, и я особо не считала деньги, но после развода все изменилось. Деньги пришлось тщательно считать. У нас в Мурманске непомерно высокая квартплата, я не знаю, почему наши друзья в Питере платят в два раза меньше. Я ничего не понимаю в экономике, кроме как: «Если в одной стране голодают, а в другой выбрасывают еду, то дело и в экономике тоже», — кто-то это сказал, не помню, но это я понимала.