Ольга Рыкова - Я объявляю Джихад…

Я вопрошающе посмотрела на Игоря.

— Сейчас позвоню, закажу еду на дом.

Он долго пытался дозвониться то по одному номеру, то по другому.

— Сказали, что доставят, но не раньше чем через час, заказов слишком много, они не справляются.

— Ладно, посмотрю, что там из нашего холодильника привезли. Немного овощей, два банана, йогурт, молоко, засохший багет. Ладно, перекусите пока тем, что есть. — Дарья и Гарик принялись жевать.

— На, хоть молока выпей, тебе тоже надо поесть, — подошел к дивану в зале Игорь и присел рядом со мной, протягивая стакан молока. — Мы должны были сегодня ехать смотреть квартиру, я позвонил, сказал, что мы завтра ее посмотрим.

— Нет, мы не будем ее смотреть, поменяй нам билеты, мы улетим не шестнадцатого, а завтра.

— Куда вы улетите?

— Домой! Домой мы полетим! — переходя на крик, ответила я.

— Мама, почему мы должны улетать? — вмешалась в наш разговор Дарья.

— Потому что в России сейчас самое безопасное место! — прикрикнула я, прекрасно понимая, что сейчас на Земле нет безопасных мест.

Игорь, вздыхая, поставил стакан с молоком на столик и вышел из комнаты.

— Мама, я не хочу уезжать! — на повышенных тонах сказала мне дочка.

— Даша, ты не понимаешь? Здесь небезопасно! Мы покупали финики у террористов! Алия, возможно, погибла! Откуда ты не хочешь уезжать? Из ада?!

Дарья тоже ушла. Я опять осталась одна. Одной мне быть не хотелось, я встала и пошла к Игорю.

Он лежал на кровати, закинув обе руки за голову. Его взгляд говорил мне, что он вот-вот выйдет из себя. Я просто молча легла с ним рядом и, прижавшись к нему поближе, уснула.

Проснулись мы оба глубокой ночью.

— Сколько мы проспали?

— Не знаю, — ответила я, садясь на кровати. Голова трещала — Пойду переоденусь и приму душ, — я встала и заглянула в спальню к Даше, она мирно сопела, переодевшись в свою пижаму, рядом с ней лежал Саски, на ногах калачиком свернулся Масик. На столике около кровати стояли коробки от еды. Я собрала их и понесла в мусорку.

— А что, еду принесли? — вернулась я в спальню, чтобы спросить у Игоря.

— Да, через три часа. Ты спала. Мы с Дарьей поели, твоя порция в холодильнике.

— Ладно, я в душ.

Я пыталась смыть с себя действительность. Я хотела проснуться и понять, что это просто страшный сон. Но действительность липла ко мне, как руки к платью в моем страшном сне. Мои руки в крови. У всех у нас руки по локоть в крови. Только сейчас я это осознала. Я не могла находиться одна, я сходила с ума. Наспех вытерлась, надела свой дурацкий халат и вышла из ванной.

Гарик сидел в зале, переключал каналы и курил одну за одной.

— Хватит курить! А то умрешь, как Дидье, от рака легких! — раздраженно сказала я Гаспару.

— Дидье никогда не курил, — спокойно ответил он мне и затушил сигарету. — Давай, поешь, — он встал, достал упаковку из холодильника и засунул ее в микроволновку. Когда он подогретую еду выложил на тарелку, я поняла, что очень хочу есть.

— Тут много, давай вместе, — обратилась я к Гарику. Игорь встал и взял себе вилку. Мы ели молча из одной тарелки.

«Кто-то умирает, кто-то рождается, но ничего не меняется вокруг, люди испытывают чувство голода и едят». От этой мысли меня мутило, но я ела.

— Так сколько времени? — спросила я, моя тарелку.

— Почти четыре.

«Сколько же я проспала, почти весь день? Словно летаргический сон», — и меня опять тянуло лечь и уснуть.

Игорь поднялся, подошел ко мне. Я стояла, облокотившись на раковину. Он подошел вплотную. И стал меня целовать. Я понимала, что это его защитная реакция. Он цепляется за жизнь и тащит меня за собой. Секс для мужчины — это еще и возможность успокоить и доказать свою любовь. Мне не хотелось. Но я не стала оказывать сопротивление. Я понимала, что мне это не поможет, больше всего на свете я хотела оказаться сейчас у себя дома, в Мурманске.

Я встречала рассвет у окна. Воскресенье, в которое никто опять не воскреснет.

Игорь не спал, он смотрел на меня. Но мне было все равно. Я разговаривала с мамой, а значит с Богом, со всеми богами, живущими в сердцах людей.

Около окна с выходом на Сену стояла православная женщина и разговаривала с Аллахом. Я спрашивала у него, как он допускает это? Как он, всемогущий Бог, не может сжалиться над всеми нами, над верными ему он ведь тоже ни разу не сжалился. Как он допускает войну во имя себя? Зачем ему это надо? Но он молчал, наверное, он тоже умер, его убили террористы в одном из кафе. А может, он был в башнях-близнецах, а может, он летел в Санкт-Петербург на том самолете из Египта. Бога нет среди нас, но и на небе его тоже сегодня не было.

У террористов нет и не может быть религии, у них нет Бога.

Все утро я пыталась найти в интернете хоть какую-то информацию о погибших на русском языке. Списка пока не было.

— Пойдем, прогуляемся по набережной, — сказал Игорь.

— Пошли, только Дарья пусть лучше дома останется.

Мы гуляли недалеко от дома. Откуда-то потянуло свежей выпечкой. Вода в реке была черной. На улице очень жарко для этого времени года, градусов семнадцать. Игорь начал разговор.

— Ты понимаешь, что сейчас нигде не безопасно? Что террор, он повсюду. Что надо жить дальше и не бояться. Если мы боимся, значит, они выиграли, значит, они победили. Ты можешь улететь отсюда завтра, но от себя ты не улетишь.

Мужской ум, он, конечно, более здравый, чем женский, он более рациональный и расчетливый. Я это понимаю, но принять сейчас эти доводы мой рассудок не мог. Я хотела защитить своего ребенка, я не понимала, как это сделать, я твердо решила улететь домой, даже страх перед расстрелом меня бы не свернул с этого пути.

— Игорь, хочешь, полетели с нами или прилетишь позже, я не знаю, как там в Россию вам визы открывают.

— Я не полечу никуда, это моя страна и мой город. Я останусь здесь.

— Правильно, нельзя бросать свою страну в трудную минуту. Ты прав, если бы это была моя страна, я бы тоже осталась, но это чужой мне город, и здесь живут чужие мне люди.

Он больше ничего не сказал. Я тоже.

Вечером опубликовали неполный список погибших. И я заплакала.

— Мамочка, не плачь, поедем завтра домой, все будет хорошо, — обнимала меня Даша. Она была спокойна, хоть и все поняла. Словно у нее еще осталась скорлупа, которая дается детям от рождения, чтобы они были прочными. Дети — они прочнее нас от природы. А мы со временем утрачиваем прочность.

— Я пойду собирать чемодан. Да, мамочка?

— Да, я тоже сейчас пойду.

Впереди предстояла бессонная ночь. Я была готова к ней.

Глядя, как я собираю чемодан, Игорь закурил.

— Ну, ты, я смотрю, все решила твердо?

— Да, я не хочу жить в этой стране, извини, ты тут ни при чем, и я не хочу с тобой расставаться, но ты тоже должен меня понять. Я боюсь за своего ребенка.