Хилари Мантел - Перемена климата

— Приношу извинения, что не смог увидеться с вами ранее, миссис Элдред. Произошли некоторые прискорбные инциденты на мужской половине, пришлось сперва разобраться с ними.

— Какого рода инциденты?

— Поверьте, вам это знать ни к чему.

— Мой муж тоже там, на мужской половине?

— Вы очень скоро узнаете все, что хотите, о мистере Элдреде. Точнее, встретитесь с ним. Но сначала нам хотелось бы с вами побеседовать. — Полковник сел на стул напротив Анны. — Миссис Элдред, вы когда-нибудь ходили на политические собрания?

— Нет! Никогда!

— А как насчет собраний, где обсуждались всякие протесты? Скажем, бойкот автобусов?

— На таких бывала.

— Разве протесты и политика — не одно и то же?

— Тогда я так не думала.

— Мы располагаем вашими фото с этих собраний. И нам известно, что в вашем доме проходили политические встречи.

— О чем вы?

— Вас навещали люди из АНК. Агитаторы.

— Разве закон запрещает принимать гостей?

— Поясните, пожалуйста, миссис Элдред, что вы делали, если, как уверяете, политических собраний не проводили. Просто пили чай с печеньем? Или читали вместе Библию?

Анна промолчала.

— Нам известны имена всех, кто вас навещал.

— Сэр, я не сомневаюсь, что ваши шпионы повсюду.

— Разумная предосторожность, — сказал полковник. — Поверьте, миссис Элдред, мы делаем что необходимо, чтобы контролировать ситуацию.

Анна откинула волосы со лба, пригладила ладонью. На ощупь волосы казались липкими и грязными: к середине дня камера превращалась в настоящую душегубку, а воды приносили слишком мало, чтобы устраивать помывку.

— Могу я задать вопрос, полковник? Всего один? Я лишь хочу знать, состоит ли кто-то из работников миссии у вас на жалованье. Среди нас имеется ваш информатор?

— Будь вы невиновны, миссис Элдред, вы не стали бы об этом спрашивать.

— О, я ни в чем не виновата, сэр, уверяю вас. — Анна ощутила, как разгораются щеки. Ей не было страшно. С тех пор, как ее доставили в тюрьму, она ощущала какие угодно эмоции, но только не страх. — Повторяю, я ни в чем не виновата, как и мой муж. Нисколько не сомневаюсь, что миссионерское общество, которое нас сюда направило, уже уведомили о случившемся, и наши коллеги уже обратились к вашему правительству от нашего имени.

— Целиком с вами согласен, — ответил полковник. — Более того, я, со своей стороны, не сомневаюсь, что их обращение будет встречено с должным вниманием. — Он провел пальцами по «ежику» на голове. — Но вы должны понять, миссис Элдред, что мое правительство делает исключения для людей вроде вас. Для людей, которые приезжают учить нас управлять нашей страной. Прибывают под видом миссионеров, но начинают заниматься политикой и вмешиваются в то, в чем совершенно не разбираются.

— Понятно. — Анна пожала плечами. — Можете не стараться, этим доводом вы меня не убедите. Я ведь видела все собственными глазами.

— При всем уважении, миссис Элдред, вы на самом деле ничего не видели и ничего не знаете. Вот проживете тут двадцать или тридцать лет, тогда и поговорим. — Полковник посмотрел на потолок, будто самообладание снисходило на него именно оттуда. Когда он продолжил, тон его снова сделался ровным и приобрел былую бессмысленную любезность. — Хотите сигарету, миссис Элдред?

— Нет, благодарю вас.

— Но не будете возражать, если я закурю?

— Курите, пожалуйста.

— У вас есть какие-либо жалобы?

Анна изумленно поглядела на него.

— Если я начну перечислять…

— Я имел в виду, касательно условий содержания.

— Хотелось бы на свежий воздух выходить.

— Боюсь, у нас нет места для прогулок.

— Но я слышала женские голоса снаружи. Значит, кого-то вы все-таки выпускаете?

Не только голоса. Смех. Песни.

— Это, наверное, со двора. Чернокожие ходят туда стирать белье.

— Полагаю, мне тоже не обойтись без стирки.

— О вас позаботятся, миссис Элдред.

— Еще хотелось бы получить сменную одежду из дома и несколько книг. Это возможно?

— Я пошлю кого-нибудь за вашей одеждой.

Анна испытала несказанное облегчение; прежде подобная мысль не приходила ей в голову, но тут вдруг она осознала, что тюремщики могли вынудить ее носить робу заключенной.

— А книги?

— Можете читать Библию. Устроит?

— Да, спасибо.

Полковник наклонил голову.

— Вы очень вежливая дама, миссис Элдред. Желаю, чтобы и впредь ваша выдержка вам не изменяла.

— Я постараюсь, полковник. — Что бы ты ни сказал, подумалось ей, я все равно оставлю последнее слово за собой. — А нельзя ли гасить свет попозже, чтобы я могла читать? Прошлой ночью я вообще не спала. Привыкла, знаете ли, не засыпать раньше полуночи.

Полковник поразмыслил.

— Разве что на час, не больше. Свет у вас будет гореть до девяти вечера.

Анна утвердительно кивнула. Пусть малая, но победа.

— Часы вы мне не вернете?

— Вернем, разумеется. Не знаю, почему их у вас забрали.

— А это ведро, так называемое санитарное ведро… Это же просто отвратительно! Когда меня вели к вам, я видела в коридоре несколько ведер с крышкой. Можно и мне такое же?

Полковник как будто растерялся. Потом вскочил со стула и заговорил с надзирательницей — короткими, рублеными фразами на африкаанс. Та пожала плечами, затем вытянулась по стойке «смирно».

— Миссис Элдред, — произнес полковник, повернувшись к Анне, — приношу свои глубочайшие извинения. Понятия не имею, как подобное могло произойти. Вам выдали ведро для аборигенов. Хотя у нас есть твердое правило: всем цветным, не неграм, и всем белым заключенным сразу же предоставляются ведра с крышками. Ваше ведро заменят незамедлительно.

Анна словно утратила дар речи. Вот так и вышло, что последнее слово в итоге осталось за полковником.

Той ночью у нее заболели ноги. Спала она поэтому плохо, однако перед рассветом впала в забытье без сновидений. Когда очнулась, поняла, что вся дрожит, а голова раскалывается от боли. Дышать внезапно сделалось трудно, еда не лезла в горло. Анна поплотнее закуталась в одеяло, но это не помогло.

За нею пришли в девять.

— Снова к полковнику?

— Так точно, миссис Элдред. Видно, вы ему в сердце запали.

Полковник расхаживал по своему кабинету, но остановился, когда Анну привели.

— Доброе утро, миссис Элдред. Прошу, садитесь. — Он пристально поглядел на Анну. — Решили объявить голодовку?

— Ни в коем случае. Просто предпочитаю не есть.

— Вам не нравится наша еда?

— А кому она может понравиться? Думаю, даже свиньи бы побрезговали.

— Значит, если предложить вам что-то другое, вы начнете есть?

Анна не ответила. Не хотелось соглашаться с полковником хоть в чем-то, не хотелось поддаваться искушению. С того первого раза яблок ей больше не перепадало. Кожа на ладонях казалась посеревшей, как будто цвет крови в ее жилах изменился.