Дойна Галич-Барр - Колокола и ветер

Мне сказали, что Ненад и прежде приходил в монастырь, но только сегодня расспрашивал обо мне. Долго разговаривал с монахом, сообщил ему, что вернулся из Америки и теперь живет на баркасе, на Дунае.

Мать-игуменья говорит, как он рассказывал в селе о моих телевизионных передачах, о том, что дружил с моим мужем, что искал меня в клинике, где я работала, но ему не дали никаких сведений, потому что я им не сообщила, где я.

Ненад искал меня и раньше, писал бесчисленные письма. Многие я даже не распечатала.

Не требуйте от меня ответа за его пьянство и погоню за женщинами. Правда, он был мне в то недолгое время близок и мил. Он говорил на языке моей родины. Был опытен, любим женщинами, известен в актерских кругах. Проводил время на приемах и в ночных клубах. Как и его отец, был отличным врачом и сердечным человеком. После смерти Андре я была не уверена в себе как женщина, сомневалась даже в своем искусстве. Я больше никому не верила. Думала, что, льстя моим работам и используя свою осведомленность о болезни Андре, он хочет сблизиться со мной.

Вот, думала я, и этот человек говорит о моих картинах, и он будет меня ранить. Все это было усилено депрессией и разочарованием в браке. Ненад выглядел как человек чувственный, живущий страстями и непостоянный. Одной женщины ему было мало. Мне следовало его избегать.

Меня пугало то, что я открыла в себе, ответив на жгучие поцелуи и объятия. Я не позволила себе лучше узнать его. Видимо, у него было две жизни: в одной он был авторитетным, отличным врачом, патриотом, который помогал сербам, другая жизнь была неизвестной, темной, о ней шушукались его земляки. Я не хочу, чтобы это продолжалось. Только теперь я понимаю все. Скоро я снова уехала в Эфиопию, не отвечая на письма и телефонные звонки.

В одном из писем он сообщил мне, что возвращается на родину. В Лос-Анджелесе оставляет налаженную и известную практику. Помню этот фрагмент.

Я бегу от всего, от себя, от жизни – пью и погружаюсь в безумие. Я перестал быть врачом. Не знаю, возмездие ли это, но я в каждой женщине ищу тебя. На жизненном распутье пытаюсь найти ответ, чего же я на самом деле хочу. Беседую с монахами, потому что слышал, что и тебе монахини помогают. Начал молиться. Я, бывший безбожник, ищу прощения и покоя, посещая монастыри, и, так же как ты, живу этими посещениями, рядом с ними. Наблюдаю жизнь монахов и завидую их спокойствию…

Не знаю, была ли у вас такая краткая связь, которая вас мучает, гонит с позором – из-за которой вы себя не уважаете, даже ненавидите? Не знаю, почему я вам это рассказываю, ведь вас это не касается. Разум говорит мне: хорошо, что я не возобновила эту связь, ведь это была слабость, одна в ряду слабостей, когда хочется, чтобы кто-нибудь тебя защитил. Когда кто-то говорит на вашем родном языке, вы ощущаете близость к нему. Даже думаете, что он вас никогда не ранит. И я тоже не хотела причинять ему вреда. Ценила его как врача, но в кошмаре, в котором пребывала, не была готова к близким отношениям. Хотя, должна признаться, его речи были мне приятны.

Изабелла, у вас нет причин казнить себя! Все мы грешники и временами теряем ориентацию в жизни. Не мучайте себя угрызениями совести и упреками. Вы заслуживаете счастья, и оно найдет вас неожиданно, когда Бог так решит. Успокойтесь! Я чувствую ваш страх и тревогу. Держитесь, Изабелла, вы нужны многим.

Вы поможете мне готовить материал для золочения икон и нимбов святых. Познакомитесь с тайнами, которые я открыла, изучая греческую рукопись «Эрминия», переведенную на русский. Это единые для всей христианской церкви правила изображения сюжетов и ликов, наставления о материалах и технике иконописного искусства. Французско-немецкий перевод соответствует оригиналу лишь в том, что касается приготовления красок и техники (мне хотелось это проверить, но ничего другого я и не ожидала). Для приготовления красок, подготовки полотна, дерева и штукатурки на стенах я использую и свои рецепты. Кое-какие масляные краски покупаю.

Вы заметили новые цвета и оттенки. Сказали, что они уникальны. Раньше вы их не видели, разве только в Дечанах и Печской патриархии. Особенно они заметны на драпировках свежих икон и фресках, которые я писала для этой часовни. Разные синие краски – индиго, лазурь – я готовила, как когда-то, по особым рецептам. Зеленую получала скоблением зеленого камня (оливина) и аугита.

Для головных уборов, оттенения лиц и раскраски фона я использую натуральную коричневую краску – умбру.

Мор – лиловая краска, вы можете видеть ее на папертях Печской патриархии. Я получаю ее смешением красной железной руды, к которой добавляю синюю и карминную, с черной и белой. Яичный белок, желток, льняное масло и воск – лучшие связующие для масляных красок, а еще смола фруктовых деревьев. Важно знать, как их готовить.

Есть свои правила и методы изображения каждой детали: драпировок, лиц, волос, бороды, усов. От Византии, а именно она в Средние века была источником знаний об искусстве, мы восприняли основные правила живописи и иконографии: чем и как писать. Я бы сказала, это непревзойденное мастерство, достигнутое верой. Правила передавались из поколения в поколение, как наша история – гуслярами, пока греческий живописец иеромонах Дионисий Фурнейский не записал в Ефтимии правила иконописи. Эти поучения, известные под названием «Наставления о живописи», опубликованы и в русском переводе, в Киеве.

Сегодня все меняется, но я еще пользуюсь кое-какими методами, описанными в этой книге, хотя добавляю и свои. Иногда опыт делает из нас больших мастеров, чем талант. Дар тратится, как всё в искусстве, если вы не подтвердили его терпеливым и благородным опытом.

Сегодня мы будем готовить материал для основы – болюс. Его делают из охры, природного красного пигмента в порошке или в пудре. К ней добавим растительный и животный жир. Для основы, которую надо покрыть позолотой, необходимы калийное мыло и яичные белки. Основу смажем кипяченым конопляным маслом с несколькими каплями нефти – она сразу притянет золотые листочки.

Если мы хотим сделать золотые стрелочки, чуть-чуть польем смесь спиртом. Потом добавим немного чеснока, предварительно прогретого, чтобы загустел, – получим своего рода клей. Теперь кисточкой наносим золото – пишем лучи в виде стрелочек. Стрелочки, сделанные вышеописанным способом, можно видеть на иконе Богородицы Елеусы в Музее сербской православной церкви в Белграде.

Тут требуется знание химии, не только живописи. И лишь тогда, когда вы молитвенно готовы, начинается работа над иконой. Сознание того, что иконы и фрески – азбука веры, послание тем, кто умеет или не умеет читать, обязывает к большему, чем создание художественных произведений. Вероятно, вы об этом не размышляли, но религиозное искусство – менее всего искусство в том смысле, как мы его понимаем. Иконопись никогда не создается, чтоб ослепить художественной ценностью, ибо она – искусство церковное, сакральное. В этом различие между церковной живописью Запада и иконописью Востока. Первая тяготеет к искусству, вторая зиждется на вере.