Дойна Галич-Барр - Колокола и ветер

– Он умер спокойно. Знаю, что он с Христом, – сказала она тихо. – Верой Бог готовит нас к последнему дню на земле. Простите, что тревожу вас так поздно! Я слышу боль в вашем голосе. Да хранит вас Бог.

– Завтра вечером я принесу вам портрет сына, – ответила я. – Сейчас я как раз над ним работаю и переживаю необычные состояния. Может быть, он нынче вечером меня посетил. Говорят, первые сорок дней дух витает везде, где бывал, среди всех, кого встречал в жизни.

– Я этого не знала, – сказала мать, приглушенно всхлипывая. – Может быть, он и меня посетит?

Я не знала, что происходит с душой в первые сорок дней после смерти, когда мы сильнее всего скорбим. Мне объяснила это игуменья в Эфиопии. После кончины одной монахини она сказала мне: «Души будут нас посещать в течение этих сорока дней до перехода в царство небесное. Надо молиться и каждый день читать несколько псалмов из Священного Писания за наших упокоившихся».

Я пришла в себя, даже посмеялась над тем, что пережила. Но все еще задаюсь вопросом, в чем причина той дезориентации во времени и пространстве, которую я испытала. Буду разговаривать со своими дорогими матушками-игуменьями. Напишу им. Хотя они и так все знают.

Вскоре после этого я у себя дома впала в кошмарное состояние. До сих пор не знаю, было это со мной наяву или во сне. Как будто близость смерти возвратила меня к новой жизни. Как будто смерть невинных детей каким-то непостижимым образом стала моей спутницей и освобождением. Видения, явившиеся мне, голоса, что я слышала, не лишали меня покоя, хотя неизменно пугали. Не из-за того, что я видела, а от сознания того, что это случилось со мной именно тогда, когда я столкнулась со смертью маленького пациента. Разговор с его матерью был реален. И я действительно пришла домой, оказалась дома после кошмарного вихря. Нереально только то, что я вообще не помню, как добралась от больницы до дома. Кто-то или что-то стер из моей головы часть пути. Словно что-то меня унесло в сон, а потом выпустило в будущее – ибо прежде, чем кончилось сомнамбулическое состояние, видение прервал голос отца. Я вернулась в реальность: все предметы в спальне были на месте, даже ваза на столе, из которой утром, перед уходом на работу, я убрала увядшие цветы. Я несколько раз закрыла глаза, все осталось по-прежнему.

Когда я уходила из амбулатории, в приемном отделении мне передали билет на «Аиду» в Чикаго. Взбудораженная, я прочла имена исполнителей. Одна певица была из Африки, из Аддис-Абебы, но она была много старше и исполняла второстепенную роль. Главную партию пела румынка.

Нигде не было ее имени.

– Не теряй надежды, – сказал отец, – следуй своему сну, он многое предвещает. Разузнай, кто в этом году в мире поет Аиду. Мы поедем с тобой.

«Аиду» давали во многих городах мира. Я все думала, как я ее найду, ведь у меня не было точных сведений. Может быть, она поет в какой-то другой опере? Я понимала смысл своих снов. Надо найти в них символы, которые помогут разгадать этот запутанный жизненный ребус.

Ежедневное, на каждом дежурстве, встречаться со смертью детей было невыносимо тяжело. Это влияло на меня больше, чем я хотела себе признаться. Но я врач, я нужна этим детям. Они не боятся приветствовать смерть, а ты плачешь, когда они ждут избавления от боли. В Божьих руках они забудут страдания. Облегчи их долю. Скажи, что это нормально: все покидают мир, когда приходит время. Пусть – беспокоясь о нас, заплаканных и печальных, – они не просят у нас разрешения.

Меня одолела усталость. Так я дождалась конца смены. Дома ждала большая корзина белых маргариток, без имени пославшего. Еще там было полное собрание Моцарта – кроме опер. Как он узнал, что я поменяла адрес? Кто принес цветы? И тут же я подумала, что адрес врача найти очень просто. Достаточно заглянуть в Интернет или позвонить в Американскую медицинскую ассоциацию, и легко получишь все сведения.

Почему я не чувствую радости, желания увидеть его и услышать? Может, это не от него? Я ощущала какую-то неловкость, угрозу, разброд в мыслях и растерянность – что-то вроде внутреннего разлада, реального и мистического, какого давно не ощущала. Я шепнула себе, словно боясь сказать это вслух: СЛУШАТЕЛЬ. А потом, снова шепотом, продолжила: Я НЕ ХОЧУ ТЕБЯ ОТКРЫВАТЬ.

Вдруг, как в трансе, я услышала пение слепых эфиопских детей и голос игуменьи: «Не все, что ты видишь, дитя, обязательно реальность; поэтому ты так хорошо рисуешь и пишешь. Посмотри на святую Параскеву, свою последнюю работу. Она тебя успокоит и даст ответ, когда придет время ответа. Тебе надо отдохнуть. Отправляйся в монастырь, хоть на неделю, ищи, и найдешь ответ, почему ты работаешь врачом. Излечить тело – не менее важно, чем излечить душу, ибо тело есть дом души. Поговори с игуменьей Даницей, она давно ждет этого разговора».

На другой день я отнесла цветы детям и познакомила их с музыкой Моцарта, вселившей и в них, и в меня Божий мир. Мне не нужны цветы без подписи. Классическую музыку питает неколебимая вера в Творца, по крайней мере у лучших композиторов. Композиторы божественных сфер не сомневаются в чудесах и могуществе Господа, ибо он – единственная сила космоса: он все объемлет и все знает. Неиспорченная, не порабощенная детская душа знает ту силу, которой привержена. Взрослые ищут в ней спасения, а дети – любви. Связь с высшим смыслом позволяет творцам достичь успеха в духовной и интеллектуальной работе. Некоторые композиторы – к примеру, Моцарт и Шуман – не говорили об этой мистической связи, однако горячо веровали.

Еще две кровати опустели, но сегодня же они заполнятся. Я видела, как велик список детей, которые ждут, чтоб их приняли – не на лечение, а лишь для того, чтоб они умерли без боли и страданий. Это был список смертников.

С каждым прочитанным именем становилось все тяжелей на душе.

Из приемного покоя сообщили, что мы ожидаем на госпитализацию мальчика и девочку. Ей четыре года, у нее редкая форма рака, одна из самых опасных в детстве опухолей – мегалобластома. Мальчику восемь лет – он умирает от СПИДа. От той же болезни недавно умерла его мать, многолетняя наркоманка, она продолжала принимать наркотики и заниматься проституцией, это был единственный способ добыть деньги на зелье, в котором она себя не ограничивала и во время беременности.

И вот я в Чикаго, американском городе, где я всегда любила бывать, но теперь я в нем живу, преподаю в местном университете. И больше не сталкиваюсь повседневно со смертью.

Я послушалась игуменью. Провела много часов в посте и молитве, в монастыре соседнего штата. Мне нужен был покой, ежедневные беседы с игуменьей Даницей, возможность слиться с песнопениями монахинь.