Владимир Минач - Избранное

По опыту хорошо известно, что там, где нет марксистской, революционной концепции в области идеологии и культуры, там в игру неизбежно вступает концепция буржуазная. Третьего не дано.

Естественно, что мы достигли определенных успехов в последние два-три года. Однако мы должны сейчас, не завтра, а уже сегодня задуматься о марксистской, революционной концепции, о долговременной позитивной программе в области культуры и идеологии, о программе, в которой основной упор делается на идейно-воспитательную работу. Наконец, такая позитивная программа — это единственная возможность нанести окончательное поражение правым. Такая концепция, конечно, должна исходить из основных марксистских идеалов освобождения человека. Она должна включить в себя в обобщенном виде весь прежний опыт революционного гуманизма, в первую очередь, советский. Идеалы гуманизма не должны восприниматься как нечто застывшее, окаменевшее, а как процесс, черпающий силы в действительности.

Позитивная концепция должна включать в себя и наш собственный обобщенный чехословацкий опыт, а также и национальный опыт чехов и словаков. При внимательном рассмотрении мы найдем и у нас, например в тридцатые годы, много хороших идей, актуальных и полезных и сегодня. Такая концепция предполагает также методологические изменения.

Следует придать научный характер всем процессам, как познавательно-аналитическим, так и процессу преобразования действительности. Без методологических изменений позитивная концепция легко превратится в пустой звук. Мы знаем, как слепа практика, лишенная теории. Но и теория без практики иссыхает и застывает пустой фразой. Поэтому новая концепция должна постоянно питаться из источников общественной активности, из источников не субъективных, а научно определенных.

Я знаю, что советовать легче, чем хлебы печь. Но я хочу снова повторить, что время не ждет и надо с чего-то начать. Хотя бы с необходимых размышлений. Потому что работать без позитивной концепции — значит, работать без перспективы.

Культура, в частности искусство и литература, развивается по тем же законам, что и идеология в целом. Мы пришли к исходному пункту, к началу настоящей работы. В сфере культуры понятие настоящей работы тоже совладает с понятием работы, ведущейся в соответствии с определенной концепцией.

Политическая работа в области культуры обладает своей спецификой. Она всегда скорее индивидуальная, чем коллективная, скорее конкретная, чем абстрактная. Конечно, хорошо и с политической точки зрения важно, когда творческие союзы проводят свой анализ существующей ситуации, когда они определяют свои позитивные политические цели. Но еще важнее, чтобы сознание конкретных художников неразрывно слилось с социалистический действительностью, с ее истинными идеалами и характерными для нашего времени трудностями.

Хорошо, что возобновился разговор об основных эстетических категориях. Но будет гораздо лучше, если возникнет конкретное художественное произведение, над которым мы сможем облегченно вздохнуть: «Ах, как хорошо, что оно есть». В этом случае концепция присутствует не в организационных структурах, а в образе мышления, в постоянно ведущейся борьбе за сознание художника. Собственно, главное заключается в том, чтобы мы уважали свой собственный опыт, чтобы все, что мы пережили, более того, перестрадали и наконец, наверное, осмыслили, стало для нас уроком на будущее.

1972

Перевод А. Лешковой.

Можно сказать, что Ваши первые литературные произведения — «Смерть ходит по горам», «Вчера и завтра» — обусловлены историческим событием большого масштаба: Словацким национальным восстанием. Отсюда Вы черпали сюжеты не только для упомянутых романов, но и для самого обширного Вашего произведения — для трилогии «Поколение». Иначе говоря, Восстание было источником, плодотворно питающим Ваше творчество. Первый вопрос будет, скорее, пожеланием: давайте возвратимся назад, ко временам Восстания, и к моменту создания романов о Восстании; какое (с сегодняшней точки зрения) это было время, какова была его атмосфера, какие тогда были люди, какая литература, какое поколение?

Я надеюсь, что вы не будете против, если ответы на поставленные передо мной вопросы не будут касаться лично меня, если они в большей степени будут направлены на общее, на историю общенациональной литературы за последние двадцать пять лет, чем на подробности моей собственной работы. Что касается моей работы, то о ней сказано и написано, пожалуй, даже слишком много. Свое мнение высказывали и умные люди и не очень; теперь свое мнение выскажет время. Что я могу к этому добавить? Кроме того, я всегда считал свое, творчество частью общего процесса и, если я не ошибаюсь, то долгие годы я был весьма симптоматичной частицей в этом всеобщем движении и кипении. Поэтому я не могу говорить о себе иначе, чем в общем контексте, и если говорить о моих личных склонностях, то я предпочитаю говорить об общих взаимосвязях, а не о себе.

Ad vocem [43] Что касается (лат.) . Восстания, его времени и атмосферы, его людей и литературы, то я буду говорить о нем не в связи с самим собой, а в связи с нами. Вы спрашиваете об атмосфере: если бы ее можно было возродить, если бы мне удалось еще раз почувствовать свежее дыхание революции! Эфир хранят в пузырьках, атмосфера же неудержима. Она сохраняется лишь на донышке впечатлений, как запах и звук, как жест или возглас; воссоздать ее может только гений художника. Может быть, в первую очередь на это способна музыка? А может быть, лирика? Лирика, которая возникла непосредственно во время Восстания и сразу после него, мне — да простят меня лирики, здравствующие и умершие, — ничего не говорит, не вызывает в моей душе короткого замыкания, контакта. Потому что ни лирика, ни литература не были подготовлены к революции; литература, всегда готовая к бунту, никогда не бывает подготовленной к революции. Даже та литература, которая объективно подготавливает революцию, отстает или воспринимается как отставшая от революции. В этом нет противоречия, это победа действительности над словом, победа действия над мыслью о нем; единственная лира революции — это действие, поступок. Inter arma Musae silent — «когда говорят пушки, музы молчат» — но в последнюю очередь из-за коренного изменения системы жизненных ценностей.

Все-таки с тех пор прошло почти тридцать лет. Тридцать лет! За это время поколение времен Восстания — и не только оно — исписало невообразимое количество бумаги, написано много лирических и почти эпических стихов, написаны новеллы и романы, пьесы для театра и радио, теле- и киносценарии, книжки для детей, книги воспоминаний — всего не перечесть! Историк литературы знает, что тема Восстания стала для современной словацкой литературы глубинным источником уверенности, конструктивным элементом структуры, идейной и практической организации словацкой литературы. Литературовед знает, что в литературе о Восстании много хороших и даже выдающихся произведений, знает, что литература о Восстании несет в себе концепции, проникнутые сознанием величия революции и ее значения для современной словацкой национальной истории.