Владимир Минач - Избранное

Критики констатировали, что у меня одно дополняет другое, что я, по крайней мере, не противоречу самому себе, что я заказываю водку и пью водку, так что теория у меня не расходится с практикой. Я хочу только добавить, что в данном индивидуальном случае древо жизни не так уж зелено и теория не так уж седа…

Мы начали разговор о литературной критике. Мне кажется, что сегодня надо снова поднять вопрос о принципиальных критериях. О социалистическом реализме дискутировали много. Я не требую, чтобы Вы давали определение этому понятию. Хочется коснуться — в связи с социалистическим реализмом — другой проблемы. В чем, по Вашему мнению, причины того, что за последние годы у нас не создано ни одного яркого литературного произведения, активно поднимающего актуальные проблемы современности?

Отвечая на другой вопрос, я уже говорил, что сегодня и завтра снова и снова нужно ставить вопрос не только о принципиальных, но и об основополагающих критериях. Критерии не могут быть окончательными, они всегда в движении, потому что общество тоже находится в движении. Определение, которое стремится увековечить какие-либо критерии оценки, всегда недолговечно, пришпилить можно только мертвую бабочку.

Литература, слава богу, не запретная зона. Это просто специфический человеческий труд, в основе которого лежат те же критерии, те же принципы, что и в основе существования и развития общества. (Лучше я остановлюсь на этом силлогизме, чтобы нечаянно не сочинить какое-нибудь определение.)

Почему за последние годы у нас не создано яркого литературного произведения, активно поднимающего актуальные проблемы современности? За какие последние годы? Действительно ли не создано? Ведь литературным произведениям постоянно присуждаются премии различных союзов и издательств, государственные премии и многие другие, и всегда при этом говорится, что награда дана за яркое произведение, активно ставящее актуальные проблемы современности. Ошибка кроется, наверное, в этих эпитетах: яркое, активно поднимающее, ставящее; это пустой звук, это не значит, что произведение хорошее, что оно социалистическое. А Вы, очевидно, хотите и хорошее, и социалистическое.

Я надеюсь, что такие произведения будут созданы. Я даже думаю, что кое-где они появились — и в последние годы. Вершины нашей лирики, к примеру, по-прежнему выдающиеся и социалистические. Конечно, я не отрицаю, что ситуация в мышлении писателей и в представлениях о литературе сложная и запутанная. Снова — в который раз за четверть века — писатель должен искать свое место в обществе в буквальном и переносном смысле слова. В новых условиях литература снова должна пробиваться к пониманию смысла своего существования.

На все это потребуется время, полное волнений, время новых попыток и новых решений.

Я знаю, что писатели не очень любят отвечать на вопрос, который я собираюсь Вам задать. Это вопрос о том, какое Вы составили мнение о молодом поколении, конкретнее, о молодой словацкой литературе. Итак, какого Вы мнения о молодых словацких писателях?

Когда-то я сказал, что молодую литературу можно назвать женской — в плохом смысле слова. Что она полна сожалений и жалости, в особенности жалости к себе, плаксивости и истеричности. Что она боится событий, эпичности, как черт ладана.

За минувшие два года произошли некоторые изменения. Определенно о сегодняшней молодой литературе нельзя уже высказать такого мнения. Хотя бы потому, что современная молодая литература разнообразна; это, как мы знаем, хорошо. Создается впечатление, что в литературе ощущается легкая усталость от вечных экспериментов, которые, как это бывает со шлягерами, лишь вариации на чужие мелодии. Жизнь общества перестает быть слишком заурядной и низменной для высокой литературы. Появились авторы и книги, которые убеждают нас в своей искренней тяге к реальности и реализму.

Возможно, это первые признаки важного поворота. Мудрая, проницательная и перспективная политика может ускорить такой поворот. Без заигрываний, без усиленного подкармливания антиталантов и графоманов, выныривающих при каждой перемене ветра с литературного дна, и в то же время без излишней осторожности, которая в искусстве не есть мать мудрости. Если мы поймем, что уже сегодня молодая литература, создаваемая молодыми или новыми авторами, несет на своих слабых плечах основную тяжесть литературного развития — большинство наших книг, изданных в этом году, написано этими авторами — если мы до конца осознаем, что молодая литература является не только главной, но единственной ареной, на которой решается вопрос о будущем социалистической словацкой литературы, то все усилия следует направить именно на нее.

Литературную эстафету не передают на площади, на глазах у зрителей, из рук в руки. Это процесс незаметный, но неизбежный, настолько неизбежный, что вызывает у нас чувство легкой грусти. Но нас утешает убеждение, что отдает тот, у кого есть что отдавать, что истинная ценность, то есть ценность, необходимая для жизни общества, не утратится.

Поэтому нужно принимать молодую литературу, как положено: в споре, но с любовью.

Перевод А. Лешковой.

Историю нельзя уничтожить. Напрасно мы бы пытались насильственно подогнать ее под искусственные мерки, напрасно бы укладывали на прокрустово ложе: она остается целостной и неприкосновенной. На ее примерах можно учиться, но ее нельзя извращать. История может жить в нас и с нами, но мы не можем жить за ее счет. Отдельные политические формации вновь и вновь пытались эксплуатировать историю, и всякий раз мы снова убеждались, что долго это продолжаться не может. Сложную взаимосвязь классовых боев, действия и личности, неумолимой логики и случайности — все это нельзя свести к единому штампу, к одному лозунгу, который использовался бы как общий ключ к современности и к будущему. Этот упрощенный принцип является фальшивым и ложным, а современность или будущее, основанные на лжи, недолговечны, и конец их трагичен.

История словацкого народа, как известно, относительно мала и скромна. Но даже эта определенная скромность не защитила ее от разного рода махинаций, не уберегла от роли прислужницы на многих политических кухнях, от того, что она была сведена к нескольким фразам, столь же пустым, сколь и глупым. Словацкая буржуазия всех цветов и оттенков любила рядиться в пышные одеяния исторических словоблудий и штампов: это приносило ей то земли, оставшиеся после раздела имений, то плоды аризации и другие радости недолговечной жизни: путь духа был изрядно умаслен. Ах, да, путь духа! Мои ровесники наверняка помнят, как словацкая фашистская буржуазия преступной рукой посягала на словацкую историю, как принуждала ее к горькой службе, как впрягала в бешено мчащуюся упряжку гитлеровской Европы.