Захария Станку - Ветер и дождь

Окончив школу, я уехал из родного села и вернулся туда уже после войны, в восемнадцатом году. Немцев прогнали, убитых стали забывать, и жизнь вошла в свою привычную колею. Что бы ни случалось, жизнь продолжается и рано или поздно входит в свою привычную колею… К тому времени, как я вернулся, Орзу превратилась в девицу на выданье: ей исполнилось восемнадцать лет, полных восемнадцать лет. И красота ее славилась по всей округе. Молодежь устраивала вечеринки то в одной, то в другой деревне. И парни приезжали на лошадях, стучались в ворота кузнеца и спрашивали:

— Барышня Орзу придет на бал к нам, в Караванец?

— Придет, — отвечала мать. — Почему бы ей не прийти?

— Барышня Орзу пожалует на бал в Вода Карол?

— Пожалует… Почему бы ей не пожаловать?

И молодые люди сообщали в другие села:

— На нашем балу будет барышня Орзу из Омиды…

— Дочь кузнеца, у которой богатое приданое…

— Кто женится на дочери кузнеца — разбогатеет… Получит кучу денег…

Дочь кузнеца посещала все вечеринки и молодежные балы, но не одна, а всегда в сопровождении своей матери, которая не спускала с нее глаз.

— Моя дочь должна выйти замуж чистой и незапятнанной…

— А за кого вы собираетесь ее выдать?

— Ну, это мы еще посмотрим. Зачем загадывать?

Множество женихов побывало в доме кузнеца, и ни один из них не понравился родителям. Но вот однажды…

Однажды в ворота кузнеца постучался темнолицый человек, похожий на армянина. Он был уже не первой молодости, небрит, одет небрежно, к тому же еще со следами оспы на лице. Сопровождала его усатая старуха с черными, пронзительными глазами.

Ворота открыл сам кузнец.

— Кого вы ищете?

— Вас, — ответила усатая старуха. — Мы прослышали, что вы собираетесь выдать замуж свою дочку, вот мы и пришли взглянуть на невесту.

Кузнец спросил старуху:

— А у вас есть внук?

— Внук? Нет. Но у меня сын — жених.

— А где же он?

— Где мой сын? Вот он!

Кузнец, как говорится в таких случаях, чуть в обморок не упал. Но он был вежливым человеком и пригласил старуху с сыном в дом. Что произошло в дальнейшем, никто не знает. Известно только, что уже через две недели сыграли свадьбу. И девушка Орзу, красивая и богатая невеста Орзу, стала женой господина Акопа, у которого была лавка в городе Руши-де-Веде, на городском базаре. Вскоре после свадьбы кузнец продал свой дом, сад и кузницу и переехал с женой к зятю, в город. А месяца через два оба умерли — и кузнец, и его жена, женщина с яркими голубыми глазами и странным именем, которое трудно запомнить. Смерть их была ужасной: обоих искусала взбесившаяся кошка, которая жила в доме зятя.

В те времена я довольно часто бывал в Руши-де-Веде и часто видел Орзу. Она всегда была беременной. На мое приветствие она отвечала гордым кивком головы — она гордилась своим животом.

За шесть лет она родила шестерых детей. Потом ее армянин внезапно умер, а она осталась вдовой. За шесть лет — шестеро детей. Какая женщина от этого не подурнеет?

— Приходи ко мне вечерком, Мишу…

Это она говорит мне. Для нее я навсегда остался Мишу.

— Не могу, тетя Орзу. У меня много дел.

— Я хотела угостить тебя сигаретами, отличными сигаретами, которые остались от моего мужа…

— Спасибо, тетя Орзу, — я не курю…

Все женщины со временем теряют свою красоту и привлекательность. Все женщины, достигнув определенного возраста, становятся тетями… Как странно все-таки, что я называю свою школьную подругу тетей. Тетя Орзу…

Санитар Резя вдруг проснулся и спросил:

— Я долго спал?

— Несколько минут, не больше.

— А мне кажется, что я проспал целую вечность. Мне даже приснился сон…

— Когда видишь сны, всегда кажется, что проспал долго. Что же тебе приснилось?

— Уже не помню… Хотя… Да, вспомнил… Мне приснилось, что я снова на войне. Только не на фронте, а где-то в тылу… На санитарном пункте перевязываю раненого… И удивительное дело — рана точно такая, как у товарища Цигэнуша — в колене…

— Сны часто сливаются с жизнью. Иногда трудно понять, где кончается сон и начинается действительность.

Резя меня не слушал. Он подошел к Цигэнушу и молча осмотрел его. Я тоже взглянул на раненого и удивился: лицо его изменилось, он как будто сразу постарел на несколько лет, губы стали тонкими, бледными. На щеках его играл лихорадочный румянец. Глаза Цигэнуша были закрыты, но я не был уверен, что он спит.

— Плохо дело, — сказал Резя. — Он весь горит.

Цигэнуш не спал и услышал эти слова.

— Скажи мне правду, санитар, — очень плохо? Я хочу знать правду.

Санитару, как и настоящему доктору, этот вопрос не понравился. Резя смутился и сказал:

— Ну, чего там… Не то чтобы уж совсем плохо… Однако лучше бы вам сейчас находиться в Телиу, под присмотром настоящего врача, имеющего подходящие лекарства. Лекарства от заражения…

— У меня жар?

— Ну, это уж так положено… Думаю, градусов тридцать восемь, а может, и тридцать девять потянет… Это еще ничего… Бывает похуже… Помню, у одного больного было сорок один…

— И что с ним стало?

— Ничего с ним не стало… То есть, он-то, конечно, умер… Умер, и все! И больше ничего…

Я снова стал припоминать свою подругу детства Орзу. У нее были такие же голубые глаза, как и у ее матери, у этой странной, чужой женщины, приехавшей к нам издалека и умершей от укуса бешеной кошки. Вот что интересно: когда умерла эта женщина с ярко-голубыми глазами? Когда ее укусила бешеная кошка или раньше? Умереть-то она, конечно, умерла после укуса, как и ее муж — кузнец. Но свою смерть оба предрешили задолго до этого. Они предрешили ее в ту самую минуту, когда договорились с пожилым армянином, что отдают ему в жены свою дочку. Многие просили руки Орзу. Но родители отдали предпочтение именно тому, кто приютил в своем доме их смерть.

— Как ты жила со своим армянином, Орзу?

— Хорошо.

— Он сделал тебе шесть детей.

— Да, шесть. Он сделал их ночью, в темноте.

— Он не обнимал тебя, не ласкал?

— Нет, не обнимал.

— Он не целовал тебя?

— Нет, не целовал.

Орзу вздыхает. Потом начинает плакать. Вздыхает и плачет.

— Почему ты плачешь, Орзу?

— Потому что мой Акоп умер, так и не поцеловав меня ни разу. Он не любил меня. Все, что происходило между нами, происходило ночью, в темноте, без поцелуев, без любви…

Я стою у окна, прислонившись лбом к стеклу. Оконное стекло холодное, а лоб у меня горячий… Те мертвые в лесу — мертвы. Все люди, которые умерли, — мертвы. А я жив… Я дышу… Мое сердце бьется… Я живу…

Вчера, когда мы прибыли к Урлэвынт, примарь сказал, что утром он пошлет в лес людей, они разыщут убитых и привезут их в село. Жена примаря услышала эти слова и, когда муж лег спать, отправилась к вдовам сообщить им горькую весть.